В защиту Людмилы Алексеевой и Сергея Ковалева

На всех доступных ему ресурсах Эдуард Лимонов называет «подлым» поведение Людмилы Михайловны Алексеевой, согласившейся на «компромиссный» вариант проведения митинга 31 октября на Триумфальной площади (800 участников вместо первоначально заявленных 1500), и не жалеет пренебрежительных эпитетов в ее адрес. Самое мягкое – брошенное Лимоновым в адрес как Людмилы Алексеевой, так и Сергея Адамовича Ковалева, - что они, мол, «устарелые, уходящие типы».

А в ответ – тишина. Никто не ставит на место гражданина Лимонова, возомнившего себя вождем революции и одновременно – ее совестью и честью (впрочем, на сайте «Нацбол.Ру» Лимонова именно «вождем» и называют).

Одни, видимо, считают, что его нынешняя «антипутинская» позиция и придуманная им «Стратегия-31» делают его неприкосновенным для критики, а другие - как это, увы, свойственно интеллигентам - не находят подходящих слов для того, чтобы дать отпор зарвавшемуся хаму, оскорбившему человека с абсолютной репутацией, единодушно уважаемого в российском правозащитном и демократическом сообществе.

Конечно, с точки зрения Лимонова, и Алексеева, и Ковалев – «устарели». Ведь, когда Алексеева и Ковалев выступали против войны в Чечне, при этом Ковалев, будучи уполномоченным по правам человека, вел переговоры об освобождении плененных боевиками российских солдат в Грозном, а затем – об освобождении заложников в Буденновске, Лимонов горячо одобрял действия российских властей. Тогда он заявлял, что «впервые за время президентства президент сделал шаг к стабильности, сохранению границ и объединению русских в русском государстве», и предлагал «ввести цензуру в средства массовой информации на все материалы, касающиеся ситуации в Чечне, запретить журналистам Российской Федерации, под страхом суровых наказаний, находиться в расположении дудаевских формирований и вести оттуда репортажи, освободить от занимаемых должностей военных и гражданских лиц, позволивших себе характеризовать действия правительства, президента и русской армии в Чечне как преступные». А в 2008 году, когда Алексеева и Ковалев выступили против российско-грузинской войны, Лимонов вновь встал на сторону властей России, требовал взятия Тбилиси и обрушился на либералов и правозащитников, осуждающих действия российского режима: мол, «изоляция от своего собственного народа намного опаснее изоляции от мирового сообщества».

Ни Людмила Алексеева, ни Сергей Ковалев не были замечены в восхвалении военного преступника, убийцы и палача Сребреницы Радована Караджича, преданного суду Гаагского трибунала. Не то что Лимонов, заявивший, что «он был настоящим героем своего народа и сделал все, что и должен был сделать на его месте истинный сын боснийских сербов», и что «в глазах сербского народа таким он будет всегда, какое бы решение ни вынес трибунал в Гааге». Да и стрелять по осажденному Сараево (что с восторгом описывает Лимонов в своей «Книге мертвых» - в октябре 1992 года, будучи в гостях у Караджича, он стрелял по Сараево из пулемета) ни Алексеевой, ни Ковалеву в голову бы не пришло.

В отличие от Эдуарда Лимонова, ни Людмиле Алексеевой, ни Сергею Ковалеву никогда бы не пришло в голову призывать к силовому присоединению к России «русскоязычных» областей Казахстана, или заявлять «Россия – все, остальное – ничто!».

И уж конечно, им никогда бы не пришло в голову после трагической гибели Леха Качиньского злорадствовать, что «поляки переусердствовали, видимо, в добывании извинений от России за расстрел польских офицеров в районе Катыни до такой степени, что прогневали Высшие Силы, отвечающие за российско-польские отношения». И что поляки, мол, «надвигались на нас при каждом удобном случае, они приходили к нам с мечом и в армии Наполеона, а с Гитлером не пришли, наверное, только потому, что он избрал их объектом агрессии».

Не принимайте все это близко к сердцу, Людмила Михайловна и Сергей Адамович: оскорбляя вас, Лимонов не сможет нанести ущерб вашей репутации. Зато он может заставить многих приличных людей задуматься о том, стоит ли выходить с ним вместе на площадь. И стоит ли подавать ему при встрече руку.