В последние дни как в Польше, так и в России обострились споры, касающиеся правовой основы расследования катастрофы под Смоленском. Вина за это в значительной степени ложится на польские и российские СМИ, которые своими безграмотными, неряшливыми или сознательно вводящими в заблуждение формулировками сумели сбить с толку тех своих читателей, которые хотели бы составить объективное мнение об этих событиях.

Например, руководителем государственной комиссии Польши по расследованию авиационных происшествий Государственной авиации является не полковник Эдмунд Клих, а министр внутренних дел Ежи Миллер, а Клих является представителем Польши, аккредитованным при Государственной Российской Федерации комиссии по расследованию причин гибели польского самолета в Смоленске. В СМИ Клиха постоянно называют (и в Польше тоже) руководителем государственной комиссии Польши, представителем при Межгосударственном авиационном комитете (МАК), против чего он безуспешно протестует. Несколько сотен источников вообще уверенно именуют МАК российским (!!!) Межгосударственным авиационным комитетом (о нем в другой раз), а уважаемая газета «Коммерсант» назвала Э. Клиха представителем Польши в российско-польской комиссии по расследованию (такая комиссия вообще никогда не существовала).

Все это не мелочи, поскольку в результате возникает «информационный хаос», который вносит сумятицу в умы. Положение усугубляется еще и новым явлением, которое можно назвать «информационным шумом», призванным заглушать определенные высказывания и выводы.

Особенно удивительным (если не высказывать далеко идущих предположений), это явление становится тогда, когда этот шум исходит от человека, приобретшего себе авторитет в качестве одного из немногих независимых исследователей обстоятельств катастрофы. Мы имеем в виду смоленского журналиста, бывшего пилота военных вертолетов Сергея Амелина, который недавно удалил из интернета многие свои предыдущие сообщения, а два дня назад разместил статью, которая еще больше запутывает дело. Мы не будем комментировать резко обозначенные в этой статье его политические пристрастия, но воспользуемся ею в дальнейших цитатах, поскольку в ней содержится большинство ошибок и подмен, получивших сегодня широкое распространение.

Прежде всего, следует решительно предостеречь против путаницы понятий «расследование» и «следствие». Расследованием занимается Госкомиссия РФ, а следствие ведут две прокуратуры – российская и польская. Поэтому, когда вы встретитесь с утверждениями, подобными амелинскому: «Россия же в любом случае должна проводить расследование [вместо ‘следствие’ – А.Б.] на основании законодательства РФ (Уголовно-процессуального кодекса), в котором подробно рассмотрена процедура этого расследования», то дальше можно больше не читать.

Точно такую же ошибку допустил и кандидат в президенты Ярослав Качиньский, заявивший в ходе телевизионных дебатов: «Я с самого начала был сторонником такого решения, которое, во-первых, привело бы к обращению на основе Чикагской конвенции к России с просьбой о передаче следствия [Польше]. Россия не обязана была его передавать, но такое обращение, по моему убеждению, было абсолютно [необходимо], либо, по крайней мере, [было необходимо] использовать соглашение от 1993 г. – то есть совместное следствие». Но он лишь спутал «следствие» с «расследованием», а по сути все сказал правильно. Поясним ниже.

Упрек первый.

По вопросу Чикагской конвенции 1944 г. «О международной гражданской авиации» в головах тоже царит полная сумятица. Известно, что под давлением с российской стороны (в частности, о стороны Председателя Технической комиссии МАК при Госкомиссии РФ А.Морозова, о чем говорил Э. Клих в ходе заседания подкомиссии Сейма 18 мая 2010 г., Клих обратился к своему начальству и, как подтвердил на заседании Сената ПР 8 июня 2010 г. Министр внутренних дел и администрации Ежи Миллер, «Польское правительство после чрезвычайного заседания Совета министров 10 апреля этого года приняло решение, ознакомившись с юридическими экспертизами, использовать ратифицированную Польшей Чикагскую конвенцию». Следует заметить, что Главный военный прокурор ПР Кшиштоф Парульский, по словам Э. Клиха, уже с первого дня протестовал против принятия в качестве правовой базы для расследования Чикагской конвенции, поскольку ее применение может полностью связать руки польской стороне и в результате затруднить расследование. В чем сейчас и упрекают Туска и его политический противник Качиньский и простые поляки.

Действительно, 29 апреля 2010 г. на заседании Сейма премьер-министр Дональд Туск высказался в том смысле, что Польша не прибегла к возможностям, которые предоставляет Приложение 13 к Чикагской конвенции и не обратилась к России о передаче ей расследования, поскольку не следует просить о том, чего и так не получишь. Говоря прямо, Туск уже 10 апреля уступил нажиму российской стороны (упрек №1).

Упрек второй.

На самом деле, в пункте 3.1 Приложения 13 к Чикагской конвенции действительно говорится: «Ответственность за проведение расследования возлагается на государство, в котором произошло авиационное происшествие или инцидент». Примерно то же говорится и в п. 26, которую цитирует Амелин. Значит, это правда?

Правда, да не вся. Оказывается, совершено прав и цитированный выше Я.Качиньский. Действительно, пункт 5.1 Приложения 13 гласит: «государство места происшествия может полностью или частично передать проведение расследования другому государству на основе двустороннего соглашения» (см. также здесь). Аргументы официальных представителей польских властей, что достижение подобного соглашения заняло бы слишком много времени, свидетельствуют об отсутствии иллюзий в отношении партнера по переговорам (он наверняка сумеет эти переговоры затянуть). Министр юстиции РП Кшиштоф Квятковский на заседании Сейма 20 мая 2010 г. также заявил: «Но при этом следует подчеркнуть, что этот принцип [п.5.1.] оставляет инициативу стороне государства, на территории которого произошло происшествие». Короче говоря, российские власти могли, но не хотели отдавать полякам ведение расследования, а правительство Туска не особо и настаивало (упрек №2).

Заметим, что Статья 3 Конвенции прямо говорит: «(а) Настоящая Конвенция будет применяться только в отношении гражданских воздушных судов и не будет применяться в отношении государственных воздушных судов. (b) Воздушные суда, используемые на военной, таможенной и полицейской службах, рассматриваются как государственные воздушные суда». Президентский борт 101 входил в состав 36 полка транспортной авиации, являлся государственным воздушным судном, и даже сами российские власти, ответственные за посадку самолета в Смоленске, это признавали (в стенограмме записей черных ящиков военный руководитель полетов неоднократно именует его как «Air Force 101»). Здесь пример удивительной эквилибристики снова дает С. Амелин: «Это означает, что положения Чикагской конвенции неприменимы как к полету борта 101 в целом, так и к процедуре расследования его аварии (самолет государственный, а не гражданский) [это как раз верно – А.Б.]. Россия в добровольном порядке взяла на себя обязательство проводить расследование в соответствии с требованиями Чикагской конвенции. Иначе бы польские представители вообще не имели права (юридически) присутствовать при расследовании даже в качестве наблюдателей». А на правовой основе какого международного акта проводила бы Россия расследование в этом случае? «На основании законодательства РФ (Уголовно-процессуального кодекса)», – не моргнув глазом, отвечает Амелин (см. выше), демонстрируя уровень своего правосознания.

Перейдем ко второй (пока упущенной) возможности: это использование польско-российского Соглашения «О полетах военных воздушных судов РП и РФ» от 7 июля 1993 г. Действительно, найти его полный текст в русском Интернете невозможно, «в базах данных законодательных актов РФ оно не фигурирует», тут Амелин прав. Целиком найти его невозможно и на польском языке. Однако интересующая нас часть этого Соглашения просочилась в польскую печать. Как было официально подтверждено 6 мая 2010 г. пресс-секретарем Министерства Национальной обороны Польши Янушем Сермеем, Соглашение 1993 г. «никогда не было денонсировано». Важнейшей является его Статья 11: «Расследование авиационных происшествий аварий и катастроф, причиной которых явились польские военные самолеты в воздушном пространстве РФ или российские военные самолеты в воздушном пространстве РП, будет проводиться совместно соответствующими польскими и российскими органами».

Упрек третий.

К счастью, в 1993 г. поляки настояли на формулировке, симметричной для обеих сторон. На заседании Сената ПР 8 июня 2010 г. Министр внутренних дел и администрации РП Ежи Миллер подтвердил: «Межгосударственное соглашение от 1993 года относилось к полетам воздушных судов Красной [Советской] Армии в связи с эвакуацией этой армии с территории бывшей Германской Демократической Республики и территории Польши. Это соглашение существует, он юридически функционирует… но оно совершенно не подходит к этому событию». Почему? По мнению членов польского правительства, возглавляемого Д. Туском, «это Соглашение не включает в себя никакой процедуры реализации положений Статьи 11». По их словам, «выбор этого Соглашения как правовой основы для расследования причин катастрофы означал бы на практике необходимость выработки путем переговоров с российской стороной детальных принципов сотрудничества, что крайне затянуло бы расследование». Опять-таки: поляки прекрасно понимали, что и в этом случае российская сторона будет затягивать подобные переговоры. А если на нее надавить? Настаивать? Отказываться от Чикагской (и так неприменимой) конвенции? Пусть российская сторона проявит добрую волю! Почему не попытались? (упрек №3).

А нужны ли здесь на самом деле дополнительные договоренности о «детальных принципах сотрудничества»? Нет, утверждает польский специалист по международному праву Анджей Войцеховский: «Соглашение между Министерствами обороны Польши и России прошло через стандартную процедуру заключения подобных актов, и потому представляет собой нормальный, юридически действительный международный договор. Его содержание свидетельствует, что оно не требует никаких дополнительных исполнительных актов и должно применяться непосредственно. Более того, в качестве особенного акта оно является приоритетным по отношению к Чикагской конвенции».

Упрек четвертый.

Профессор Геновефа Грабовска (кстати, бывший сенатор от «Союза демократических левых сил», депутат Европарламента, которую нельзя заподозрить в симпатиях к Я. Качиньскому), выражается еще более резко. «Я удивлена, что премьер не был проинформирован о содержании этого документа. [...] Я удивлена, что ведомственные юридические службы об этом не побеспокоились, что журналисты должны им подсказывать. Это полная компрометация» (упрек №4).

Упрек пятый.

«Чикагская конвенция входит в сферу международного обычного права, - продолжает проф. Грабовска. – Там существуют различные ограничения, связанные хотя бы с территориальной суверенностью. А двусторонние соглашения могут такие ограничения отменять. И в этом документе именно этот было сделано в рамках добрососедских отношений. И это ведь не приведет к обострению отношений с соседями, поскольку речь идет о Соглашении, на которое обе стороны ранее выразили согласие. Вообще говоря, более конкретный закон всегда является приоритетным по отношению к закону более общему. […] Наконец, нельзя сказать, что межведомственное соглашение обладает меньшим значением, чем договор, заключенный главами государств. Соглашение, о котором мы говорим – это классический международный договор, отвечающий всем требованиям Венской конвенции о праве международных договоров от 1969 г.».

«Я не представляю себе, чтобы польское правительство не воспользовалось таким инструментом, который у него имеется. Оно должно обратиться к Соглашению от 1993 г. даже сейчас, напомнив о правах и обязанностях, вытекающих из этого документа»

Наконец, не могу удержаться, чтобы в качестве курьеза не привести еще одну длинную цитату из Амелина. «Нашел любопытный документ, который, по сути, должен быть (!!!) достаточно точной копией соглашения с Польшей. Это Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Латвийской Республики о порядке использования воздушного пространства Латвийской Республики авиацией Вооруженных Сил Российской Федерации. (Москва, 2 июня 1993 г.). Там, в частности, говорится: «Статья 20. Расследование воздушных инцидентов, связанных с использованием воздушного пространства Латвийской Республики, а также аварий и катастроф, к которым причастны воздушные суда авиации Вооруженных Сил Российской Федерации, производится уполномоченными органами Сторон. Нисколько не удивлюсь, если текст соглашения с Польшей от 1993 года тоже регламентирует порядок использования воздушного пространства Польши российскими ВВС. Но никак не регламентирует использование воздушного пространства РФ вооруженными силами Польши. Получается, что ссылки на соглашение от 1993 года это такая же «политическая лапша», как и ссылки на Чикагскую конвенцию».

Сравнил Латвию с Польшей 1993 года! Как говорил в то время один генерал-полковник, прямо связанный с транспортировкой СВГ на восток: «А вот поставим сорок бортов и будем их гонять туда-сюда, пока один не грохнется». Так что и Соглашение с Польшей никак не могло быть «точной копией» Соглашения с Латвией.

И это пишет человек, прилюдно восклицающий: «Неужели у народа настолько затуманены мозги, что большая часть просто перестала ими пользоваться? И не в состоянии провести простейший критический анализ событий, фактов, документов и комментариев? Иногда кажется, что попал в эпоху средневековья и кругом массовая «охота на ведьм». Причем, «ведьмы» почему-то сплошь российского происхождения. Уровень технического образования, да и просто образованности, просто не позволяют спокойно читать эти бредни».

Что тут сказать? Как говорит Амелин, «Чтобы знать – надо думать. Это трудно». Верю. И чтобы писать – тоже надо думать. Разумеется, если кто-то уже не подумал за тебя, что именно надо писать. И как создавать информационный шум.

Так что получается, что это не просто «шум». В радиолокации подобные действия называются «постановкой активных помех». И делается это для того, чтобы противник не сумел обнаружить то, что от него хотят скрыть.