15 мая в «Доме Наркомфина» прошла выставка в защиту памятника конструктивизма. Только благодаря этой выставке удалось узнать, что «конструктивизм» – это такой интересный стиль в архитектуре, появившийся в двадцатые годы прошлого века. Что действительно интересно, стиль этот появился в России и строений, возведенных по его правилам, всего несколько штук. Собственно «Дом Наркомфина» – это самый яркий пример стиля, здание, построенное без компромиссов, чудом сохранившееся до наших дней.

Но «сохранившееся» – слово не очень соответствующее действительности. Когда мы подошли к дому номер 25 по Новинскому бульвару, я удивился, увидев свет где-то в районе второго этажа. Но предположил, что там могут находится какие-то мастерские или проходить какие-то ремонтные работы. Дом не очень-то похож на дом, тем более жилой и тем более «памятник архитектуры». Пройдя дальше, увидели приоткрытую дверь и вошли. Сначала спустились в подвал, прошли куда-то дальше, потом куда-то поднялись – всё это в кромешной тьме, ориентируясь по слабым диодным фонарикам и красно-белым лентам, преграждавшим ненужные направления. И выскочили в светлое помещение, где на стенах висели картины и фотографии посвященные борьбе разных общественно-политических движений против современного уничтожения Москвы лужковским «неосоцреализмом».

Инсталляция, надо отметить, была выполнена на достаточно высоком уровне. Конечно не мне судить об уровнях, но как-то стало понятно, что буквально каждая деталь находится на своем месте. Даже бутылки с водкой и плавленые сырки, казалось, – элементы выставки (позже выяснилось, что это фуршет), согласовывавшиеся с фотографиями каких-то студенческих комунн. Дом ужасен, но эта выставка сделала его каким-то уютным, дружелюбным.

Однако выставка продолжалась недолго, выяснилось, что какие-то «мужики» вызвали ментов и пытаются заколотить вход. Кто-то из организаторов сообщил об этом и предложил всем, кто не хочет быть задержанным, покинуть здание. Когда выяснилось, что никто особо не хочет конфликтовать, решил тоже выйти. На выходе один из «мужиков» пытался задержать в доме хоть кого-то, угрожал расправами и прочими странными непотребствами. Юлька (которая Башинова) чисто правозащитно (то есть ненасильственно, спокойно, но требовательно) заставила его выпустить людей. Потом мы с ней решили дождаться милицию, так как нам были обещаны документы и история этого дома, да и один из жильцов как-то не особо нам позволял уйти. Пока ждали, «мужики» рассказали, что дом жилой, в нем живут 15 семей и никуда переселяться не собираются, что периодически в доме происходят возгорания. Но самое главное, что только в процессе этого разговора, мы узнали, что дверь, через которую все входили и выходили, была сломана.

Прибывший милиционер, участковый уполномоченный, пытался выяснить у оставшихся посетителей выставки, кто сломал дверь. Но, что-то подсказывает мне, что самого «взломщика» там давно уже не было. Капитан милиции взял заявление одного жителя «Дома наркомфина» и попросил нас (меня и Юльку) проехать с ним в «опорный пункт» для дачи объяснений. Мы проехали. И только там узнали, что являемся всего лишь свидетелями, а в опорном пункте находимся по просьбе мента.

Участковый оказался очень странным человеком. Но все-таки он оказался непробиваемым. По его приказу жильцы сходили в дом, сняли со стен картины и фотографии, собрали бутылки водки и плавленые сырки. Милиционера не волновал формат выставки, он почему-то воспринял это как молодежную пьянку. Наверно поэтому он очень сильно интересовался судьбой водки – пили мы ее или нет, кто ее принес и для кого. Потом его интересовало, откуда мы узнали о выставке, кто сообщил и что думает редакция (кстати, вопрос и правда интересный) о присутствии двух корреспондентов в одном помещении с алкоголем. Потребовал написать в объяснении, что выставка была кем-то организована. Не знаю, что там на этот вопрос написала Юлька, но я написал, что выставка была «организована на высоком уровне, соответствующем международным стандартам художественного сообщества» (не, ну а что мне было писать? «Да» или «конечно да»?). Ну и написал, что обнаружить поломку двери при входе и наличие жильцов в основной части мешало общее плохое состояние строения.

Потом я задался вопросом, а что мешало организаторам договориться с жильцами, ну хотя бы полуофициально, чтобы те хотя бы не вызывали милицию и не угрожали. Ну все же взрослые люди, никто бы ничего не сжег и не сломал бы (тем более, что последнее крайне сложно). Однако эти мысли остановил очередной телефонный звонок одного из жильцов участковому, где фотография студенческой комунны, где изображены кривляющиеся парни и девушки, были названы просто «пидорскими фотками». Все, это был приговор жильцам дома. Имя им – варвары. И современное искусство им недоступно, просто потому, что глаза их закрыты и мозги заблокированы. Ну и как договариваться с такими людьми, особо если ты какой-нибудь «бородач», «крыса» или «не мужчина»?

Участковый, оправдывая жильцов, говорил, что среди них есть уважаемый архитектор, но в это верилось слабо. То есть «уважаемый архитектор» возможно там и есть, но непонятно, кто его уважает и почему он называется архитектором. Он показал копии документов о признании «Дома наркомфина» памятником архитектуры, однако на вопрос «снесут его или нет» отвечать не стал (видимо у Москомнаследия и правительства Москвы несколько разные планы).

Лично мне этот дом не понравился, он ужасно тесен. Но есть люди, которые считают его памятником, кому он дорог и важен. И есть люди, которые должны следить за ним, но почему-то им на него плевать. Да, на «памятник архитектуры» наплевать его хозяевам: муниципалитету, инвесторам и жильцам. Дом страдает, рушится. И, видимо, все ждут, чтобы он безвозвратно обветшал.