Это большая редкость - военачальник, публично обличающий свое руководство. Не отставник - действующий адмирал. Конечно, Геннадий Сучков заговорил после того, как испытал на себе все прелести современного правосудия. Но иные после такого урока наоборот - теряют дар речи или пользуются им только для того, чтобы по любому поводу прокричать: "Ура!". Сучков, похоже, решил идти другим путем. Путь рисковый: адмирал продолжает служить, связан подпиской о неразглашении - в любой момент ему могут выкатить обвинение в нарушении закона о гостайне. У нас нынче обвинения возводят на зыбучих песках, а уж комфлота, обронившего на всю страну о загубленных атомных подводных стратегах, пристроить на нары - семечки для судейских. Был бы заказ. С заказом заминка, поскольку в Кремле не сообразили еще - придержать ли адмирала у голенища, дать какую нибудь синекуру (типа казачками порулить - как Трошеву) или уж до конца карать, до лагерной пыли, чтобы, значит, другим была наука?

Это кремлевские варианты. Адмирал может выбрать и третий вариант - свой. И, судя по тому материалу, что недавно появился в Интернете, бывшему командующему Северного флота найдется, чем поразить россиян. Особенно далеких от реалий современного Военно-Морского Флота России.

Нижеследующий текст прозвучал в эфире мурманской радиостанции "Неру Плюс" 17 мая 2004 года. Живая речь, понятно, при переносе на бумагу требует корректуры. В данном случае она минимальна. Но суть сказанного, думается, ни в какой корректуре не нуждается:

"Я временно отстранен от должности, да. Мы написали кассацию, дальше кассацию будет рассматривать военная коллегия при Верховном суде. Потом еще президиум Верховного суда… Что дальше - будем смотреть, идти в Европу или не идти в Европу… Я хочу сказать, что у меня не сводится весь этот конфликт к отношениям между Сучковым и Куроедовым.. А у него (Куроедова – Ред.) сводится, конечно. Конечно, это будет не служба. Главком пытается сейчас учения провести во что бы то ни стало, но действует настолько бессистемно, настолько необдуманно. Можно, конечно, сейчас всех вывести в море, а потом не будет энергозапасов. Зачем это делать? А только затем, что ему 60 лет, и он хочет еще продолжить службу, он хочет получить Звезду Героя России, он хочет сходить на Северный полюс и оттуда стрельнуть на лодке. С колен нельзя резко встать. Можно и хребет сломать - всё, что хотите. Он нас тут столько раз дробил… Он Путина вывез на лодке с 50-ю процентами ракет на борту. Это уже нелепость! Это еще не знали, вот сейчас только об этом написали. И сделал ему там каюту. Понимаете, весь ремонт корабля обошелся во столько, сколько стоила эта каюта. Министру обороны я трижды докладывал все эти проблемы. По морским стратегическим ядерным силам - это самая страшная проблема. Вот была только что недавно статья очень серьезная: "Адмирал Куроедов стрельбу закончил". Он вывел из состава все подводные лодки типа "Акулы". Раньше их было шесть, осталось три, и эти последние он пытается вывести из состава флота. Я вынужден об этом доложить президенту в письменном виде. 22-го числа (22 мая 2004 г. - Ред.) в 10.30 я буду у министра обороны докладывать по всем делам на флоте.

Как-то главком мне сказал: "Спасибо, Геннадий Александрович, вы поднимаете Северный флот". Мы поднимали его все вместе. Я нашел ту ниточку, за которую можно людей приободрить и поднять. Старался всех, кого он пытался уволить, оставить. И оставил. А у него нет такого желания – работать с людьми. Он ненавидит людей. Дикость, которая произошла с ракетными стрельбами, она просто показала, что главком уже не в состоянии организовать даже потешные учения, а не то, что серьезные группировки, как это требуется по военному времени. Мне, как военному, как специалисту, становится жутко. Я знаю план применения флота и знаю, к чему мы скоро придем.

Когда меня министр обороны спрашивает после этой (К-159 - Ред.) аварии: "Геннадий Александрович, ну почему у вас вот на Северном флоте такое происходит?" - я говорю: "Да потому что остался один флот, а остальных флотов уже нет. Они уже, товарищ министр обороны, уничтожены".

О прокуратуре… Если вам рассказать, что она вытворяла - жуткое дело. Есть ли у меня квартира, там, у тещи, у старшего сына, капитана второго ранга. Отдыхал ли мой сын в оздоровительном лагере, платил ли я за путевку, на чем там ездила жена. Когда им показали, что у меня ничего нет, они не поверили. Не может быть, чтобы у адмирала или генерала ничего нет. Поехали в Белгород, у меня квартира там, я ее получил, когда уходил еще на Черноморский флот. И там ничего не могут раскопать. Все на законном основании. Потом стали выяснять, ездил или нет командующий Северным флотом в сауну с девочками. Понимаете, это командующий флотом будет в баню приезжать с девочками?! Так они искали компромат. Потом стали предлагать три года условно, потом говорят: "Не хочешь? Ну, давай год". Да согласен я был взять на себя вину, если бы сказали: да, Сучков виноват, но после него дела пойдут прекрасно и - никого больше не трогать. Но я же знаю, как только скажу, чего хотят, тут же Жемчужнова (командир базы Гремиха - Ред.) начнут сажать, а там других - и пошло, и поехало. Весь этот процесс пойдет дальше, как при Вышинском. Они – наследники Вышинского… Идея состоит в том, чтобы запугать людей, снова вернуть вот этот страх, вернуть этот ужас. Они губят флот! И, конечно, главная прокуратура – это цепной пес, который сейчас пытается срываться из рук хозяина и кусать всех. Но цепной пес потом и хозяина может покусать, и спасения от этого пса потом может и не быть. Это даже не 37-й год. Я это испытал на себе. У меня единственное что руки не выкручивали и зубы не дробили… Но мы победим. Не мне нужна эта победа, я вам скажу честно. Победа нужна именно Северному флоту, потому что если все увидят, что, ага, заломали командующего… Да что это за командующий тогда такой? Я им с Куроедовым сказал: "Товарищ главнокомандующий, вы не на того напали". Меня, говорю, Кучма - президент - трижды пытался выгнать…

Я трижды за лето побывал в Гремихе... А в тот день мы начали широкомасштабные учения. У нас в море было 38 кораблей и подводных лодок. Было развертывание силы. Помимо этого, выполняли еще более серьезные работы по утилизации боеприпасов. Это вообще страшная работа...

Мне все время в аттестациях, характеристиках писали, что я излишне самостоятелен и решителен. В ту ночь вдруг мне все докладывают: море – пять баллов, там два спасателя. Один идет рядом и другой тащит. "Так катера-то спускайте". Они говорят: "Море – пять баллов!". А он - катер-то - пластиковый. Его о корпус ударило - и еще пять человек в море. А вертолет в такую погоду? Он люлькой зацепился и грохнул. Почему тогда не выбросились сразу на отмель? А там сплошные скалы. Бросить лодку с реактором на эти скалы – это небо всем показалось бы с овчинку. Реактор, он бы потек, и что бы мы тут получили, еще не известно… Мне говорят, вы боролись за металл. Да я не за металл боролся. Я их (видимо, борт К-159 - Ред.) спрашиваю: "Вы еще можете?" - "Да, можем". Там пробоина-то была. Так ее заделать ватником и - вода бы не шла, она же самотеком, она же без давления…

Я дал команду людей поднять на мостик, чтобы они сидели в спасательных жилетах. Все равно мокрый способ, потому что катера к лодке не подвести. Понтоны грохочут. Ночь. Они бы бросили на конец такой капроновый шнур и по нему бы перешли нормально, и никто бы не утонул. Цибульский без жилета продержался. Тельняшка на нем была надета сухая. Жадан, который его держал… вот кто героический парень. Сам погиб, а его держал. Его ударили катером, просто-напросто убили, а судмедэкспертиза этого не хочет понять. Но мне, как командующему, от этого не легче. Я хочу знать истину. Потом вместо того, чтобы отправить его к врачам, его отправили на другой катер, а пришел "Алтай" - спасатель с профессиональными врачами - хирургами, терапевтами. Жадан еще был несколько часов… У него кровь, через четыре часа пошла живая кровь! А сказали, что он мертвый. А суд этим не хочет заниматься. Мне, как командующему, может, еще тяжелее будет, но все равно я должен знать: кто и что не сделал.

Мы 29 кораблей перевели (буксировали), ну, такого же плана и не было никаких проблем. Идиотское решение - поставить лодки на понтоны. А меня никто не спрашивал. Нас хотели вообще всех поставить на понтоны - все лодки. Мы отказались и оставили только вот эти пять кораблей. А это решение 40-го института, который подчиняется непосредственно главнокомандующему. За неделю на все 18 лодок нужно ставить было 18 технических проектов, а на разработку одного проекта уходит три-четыре месяца. Ну, в общем, дурдом! И ведь в 2002-м году этого ничего не произошло. Мы перевели только две лодки... Я вынужден был в ноябре (2002 г. – Ред) докладывать лично президенту Путину о тяжелой ситуации по подводным лодкам в отстое. Денег никто не дает, технических проектов нет. Он тут же дал указание министру обороны и министру атомной энергетики. Все слышали… А теперь мне говорят, почему не докладывал. Да, тогда приехала комиссия Управделами президента, начали выделять какие-то деньги. Но это же крохи, а нужно как минимум 25 миллионов на поддержание технической готовности вот этих лодок отстоя, чтобы не утонули у причалов. Ни копейки уже третий год не выделяется.

Я страшно не люблю, когда говорят офицеры: "Честь имею". Вот главком любит эти слова повторять. Я же считаю, об этом даже говорить не нужно. Это внутри человека, это то, что не видно, казалось бы, внешне, но чувствуется изнутри. Это то, что составляет суть самой службы, суть самого офицера… "

Мне сказали, что адмирал Сучков не спешит с громогласными разоблачениями, хотя "аргументов и фактов" у него для этого, как говорил один персонаж новейшей истории, "сорок чемоданов". Мне объяснили: ждет последнего слова президента. Как когда-то ждал его после доклада о плачевном состоянии кораблей отстоя. Ждал и дождался. Путин красивым жестом направил на флот комиссию, выделил какие-то, по словам адмирала, "крохи". И все осталось как было. А потом была трагедия К-159… Вот и сейчас дождется.