Разнообразные моралисты неумело и упорно сражаются вот уже лет десять с неконтролируемым распространением так называемой порнографии. Вот уже и закон готов, и напуганные телеканалы бросаются наперегонки цензурировать столь (увы) любимого публикой Тарантино – в тот самый момент, когда главный киночиновник страны Н.С. Михалков лобызает Квентина в уста сахарны на ковровой дорожке ММКФ. Но даже самые привычные борцы, рифмующие слова "секс и насилие", не знают, что поделать со второй составляющей этой формулы.

С сексом, несмотря на размытые определения, более или менее понятно: как голые тела норовят что-то друг с другом сотворить – значит, секс (в крайнем случае прямая трансляция боксерского матча). А что с насилием? Тут никаких нормативных актов не изобретешь: его, родного, хватает и в мультиках, и в видеоклипах, и уж конечно в теленовостях – как общего назначения, так и специализированно-криминальных. И дети, и взрослые в нашей стране это дело очень любят, с ним встают и ложатся. О каком ограничении может идти речь, когда глава государства под всеобщие аплодисменты предлагает его, государства, врагов мочить в сортире?

Парадоксальным кажется порой, что на Западе наличие сцен жесткого мордобоя становится такой же веской причиной для причисления фильма к недетской прокатной категории, как и эпизоды "детям до 18". Они там даже долгожданного четвертого "Гарри Поттера" деткам показывать не будут, а наши прокатчики, можно не сомневаться, не снизойдут и до самого общего предупреждения. Зло царит над миром? Наших отпрысков этим не испугаешь, они и так в курсе.

Помнится, европейская пресса спорила до пены у рта о моральном послании, спрятанном в "Догвилле" Ларса фон Триера: финал в фильме эффектный, но провокационный – получается, за недобрые поступки людей надо к стенке ставить, без суда и следствия? Наша публика, принявшая "Догвилль" на ура, вопросов не задавала, едва ли не аплодируя в конце: молодец, Николь, так им, сукам, и надо, поделом. Собаке собачья смерть, и чем собак будет меньше, тем лучше. Тут не расчет и не мораль, тут подсознание включается.

Например, доказано, что женщина с оружием публике нравится стократно больше, чем мужчина; этим объясняется успех "Убить Билла", если вспоминать опять про Тарантино. И эту гипотезу доведется лишний раз проверить тем, кто отправится в кино на новый фильм Тони Скотта "Домино". К слову, Скотт стоит у истоков тарантиновской славы: когда-то он снял лучший фильм по сценарию Квентина - "Настоящую любовь".

Скотт всегда проходил по кинематографическому ведомству как "младший брат" (таких общепризнанных шедевров, как "Бегущий по лезвию бритвы" или "Чужой" Ридли Скотта, на его счету нет), но в последнее время его достижения значительно превосходят братнины. Когда тот производит на свет очевидную конъюнктуру о кузнеце, спасающем Иерусалим от сарацинов, Тони делает один из лучших фильмов прошлого года - "Гнев". Так что странно было бы удивляться тому, что Скотт-младший поймал модную волну вовремя. Хотя и неудачно. Критики разнесли "Домино", картину "по мотивам реальных событий... ну, типа того", в пух и прах. Прокат больших барышей не принес. Но нам расстраиваться нечего: есть все основания предполагать, что на российских экранах "Домино" пройдет весьма удачно.

Смотря этот фильм, можно испытывать самые разные чувства. Восхищаться невиданным уровнем технического совершенства, которого достиг Скотт за последние годы: сейчас он, похоже, переживает увлечение монтажом, и нетрудно предположить, что, ознакомившись с его новейшими достижениями, даже Эйзенштейн присвистнул бы с уважением. Это относится в равной мере и к монтажу звука, от саунд-спецэффектов до изобретательного саундтрека.

Можно возмущаться путаным и малоувлекательным сценарием – благодаря которому оснащенная по последнему слову техники картина превращается в старомодный "производственный (точнее, профессиональный) роман" из жизни "охотников за головами": симпатичная девица по имени Домино Харви, решившая вступить в ряды этих крутых ребят, и стала главной героиней фильма. Можно, наконец, следить за судьбами самых разных исполнителей: и восходящей – да уже и взошедшей – звездочкой из Великобритании Кейрой Найтли, и вернувшимся на экран в монструозном облике лучшим экранным любовником 1980-х Микки Рурком, и хладнокровно-харизматичным Кристофером Уокеном, и примешавшимся к ним поп-звездам Мэйси Грей и Томом Уэйтсом. А можно махнуть на все вышеперечисленное рукой и отдаться простому удовольствию: смотреть два часа на то, как молодая красотка с роковым макияжем (особо пикантна подтекшая тушь: нет, она не плакала, просто пережила взрыв небоскреба и гибель лучших друзей), залихватской прической, в низко сидящих дырявых джинсах и со здоровенной пушкой в изящной ручке преодолевает препятствия одно за другим.

Спасение братского Афганистана, куда уходят отвоеванные Домино десять миллионов долларов, нам так же безразлично, как судьба реальной мисс Харви, которой посвящен фильм. Чего не скажешь о лихой героине, западающей в память вне всякой связи со здравым смыслом. Это как с Умой Турман, неторопливо вытаскивающей свежевыкованный самурайский меч из ножен: ты при этом или ощутишь ряд сильных эмоций, или нет. Тому, кто не ощутит, все равно не объяснишь, в чем кайф.

Хотя иные объясняют, и им – респект стократно больший, чем мастеровитому Тони Скотту. Если ваш график позволит на наступающей неделе посетить кинотеатр лишь один раз, забудьте о Домино Харви и отправляйтесь на новый фильм Дэвида Кроненберга. "История насилия" досталась крупнейшей компании "Каро" в рамках пакетного соглашения, а потому бессмысленно рассчитывать на точечный прокат, умный пиар или хотя бы сообразно качественный дубляж этого негромкого шедевра. И все равно, пропустить столь редкую возможность узнать хоть что-то о природе насилия нельзя.

"История насилия" поставлена по мотивам неизвестного нам комикса, но Кроненберг делал, что хотел, и из "Голого завтрака" Берроуза, и из "Мертвой зоны" Кинга, и из "Автокатастрофы" Балларда – вряд ли ради "графического романа" Джона Вагнера и Винса Лока он изменил своим привычкам. Так или иначе, "История насилия" - хрестоматийное кроненберговское исследование человеческой природы. Холодное, отстраненное, ироническое (местами отменно смешное), посвященное разоблачению души и развоплощению плоти homo sapiens’ов.

Тот, кто привык к неистребимо-позитивному имиджу Вигго Мортенсена, лучше всего знакомого публике по роли короля-странника Арагорна в "Властелине колец", будет приятно удивлен. В его исполнении герой фильма, мирный отец семейства и держатель провинциального ресторанчика а-ля "Твин Пикс", кажется таким мирным ягненком, что неожиданная эскалация насилия пробирает до костей. Впору решить, что в его оболочке скрывается беглый инопланетянин, владеющий неземной техникой и не подозревающий о людской морали. Но нет, на сей раз Кроненберг обошелся без мистики. По его убеждению, тайные темные зоны хранит любой человек; только разбуди – сам же пожалеешь. Гротескный бой, который выдерживает герой Мортенсена, имеет целью лишь одно: вожделенное и уже маловероятное возвращение к банальному животному счастью. Каким бы скептиком ни казался Кроненберг, по сути он внушает своему зрителю сомнение в тех ценностях, которые кинематограф последнего десятилетия приучил нас считать – ну, не благими, но по меньшей мере "крутыми". По Кроненбергу, тихая семейная идиллия в очередном Твин Пиксе стоит любой крутизны: насилие – серьезный соблазн, но, как любой соблазн, он от Лукавого.

Нашему зрителю это невдомек. Он будет с нетерпением ждать, когда же тихий семьянин разбудит в себе зверя и начнет голыми руками крушить закаленных бандитов. И найдет этому оправдание. Первые зрители (они же прокатчики) это оправдание нашли. Поэтому фильм о необъяснимых, неконтролируемых, жутких силах, спящих до поры до времени в каждом из нас, в российской версии так и называется: "Оправданная жестокость". Вот бы авторы удивились.