Справка

Боголюбская икона Божией Матери

Одна из древнейших чудотворных икон России. Она была написана в XII веке по просьбе благоверного князя Андрея Боголюбского в память о явлении ему Божией Матери.

Князь Андрей в 1155 году, переселяясь из Вышгорода под Киевом в Суздальскую землю, взял с собой чудотворный образ Божией Матери, написанный евангелистом Лукой (впоследствии икона была названа Владимирской). Недалеко от Владимира лошади, которые везли киот с чудотворной иконой, остановились и не трогались с места. Князь попросил священника Николая, сопровождавшего его, совершить молебен перед иконой и начал усердно молиться образу. В походном шатре, куда он позже перешел и где продолжал молиться, ему явилась Пресвятая Богородица со свитком в правой руке и повелела ее образ, принесенный из Вышгорода, поставить во Владимире, а на месте ее чудесного явления построить храм и святую обитель. Потом она молитвенно подняла руки к небу, принимая благословение Христа Спасителя, который явился в этом время над землей, благословил ее, и видение исчезло.

Князь Андрей заложил каменную церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы, где и образовался монастырь. Потом он призвал иконописцев и просил изобразить Божию Матерь так, как видел ее в явлении - во весь рост, со свитком в правой руке и ликом, обращенным к Спасителю.

Когда церковь была построена, благоверный князь перенес в нее написанный образ и установил ежегодное празднование в честь явления Божией Матери 18 июня, которое и утвердилось в Русской Церкви. Он назвал образовавшийся вокруг обители монастырь и город Боголюбовом. По его словам, "Божия Матерь возлюбила это место". Сам князь с тех пор стал именоваться Боголюбивым или Боголюбским.

Икона была неудачно отреставрирована в 1920 году. Потом она находилась в Успенском соборе города Владимира, а в 1946-м была передана в музей, где ее после многолетней реставрации удалось привести в стабильное состояние для хранения. В 1992 году икону передали в Успенский собор Княгинина монастыря во Владимире.

РИА "Новости"

Дословно

Владимир Вигилянский

Я не верю. Все нужно проверять. Много очень сомнительного. Много вопросов. А что делали музейщики? Почему они не обнаружили отсутствие аппарата (киота), почему они не видели грибка раньше?

Кто первый сказал? Монахини. Они не сыщики. В данном случае, если это совместное пользование, то следите достойно. Не работает аппарат? Но не музейный ли это аппарат?

РИА "Новости", 25.12.2009

Левон Нерсесян

Мы имеем некий образцово-показательный сценарий, по которому все будет разворачиваться дальше, если все эти "передачи на временное хранение" войдут у нас в обыкновение. Тем более – если все будет передано навсегда, безвозвратно и в полную собственность, как мечтают некоторые наши законодатели. Весь – подчеркиваю! – сценарий, включая демонстрацию необходимых мер предосторожности и даже ежегодные "парадные осмотры" контролирующих органов (мы же не будем ничего делать бесконтрольно, правда? мы еще пожарную инспекцию к контролю непременно привлечем – благо она у нас исключительно эффективно работает!). Проданную капсулу включить в этот сценарий тоже не забудьте. Хотелось бы, конечно, знать на какую именно подробность "монастырского благоустройства" пошли денежки – ну, да ладно. Продали и продали – это же была ИХ икона и ИХ капсула.

А еще прошу учесть, что с Боголюбской, как древней, прославленной и чудотворной еще "церемонились". С остальными – менее древними и менее прославленными – церемониться явно не будут. Особенно, если получат всё это, как рассчитывают, в безраздельное пользование.

Было бы странно предположить, что в музеях работают одни только подвижники, хотя процент их довольно высок – по сравнению, по крайней мере, со многими другими организациями. В целом, музейщики – вполне обычные люди, среди них есть хорошие и плохие, приятные и малосимпатичные, грамотные и не очень. Так же, как и везде. Но на их стороне – сложившаяся СИСТЕМА, которая, функционируя долгие годы определенным образом, обеспечивает необходимую стабильность и дает необходимые гарантии того, что работа их будет хотя бы удовлетворительной – независимо от личных качеств каждого конкретного человека. А вот если эту систему разрушить, или хотя бы резко изменить условия какой-нибудь одной задачи, то сориентироваться в новых условиях обычному человеку будет нелегко. Да, музейщики ограничивались на протяжении этих лет лишь поверхностным "визуальным наблюдением". А что они, простите, должны были делать? Таскать икону по несколько раз в год из храма в музей, где есть необходимая аппаратура для более обстоятельных наблюдений? Тогда икона, скорее всего, не прожила бы и отпущенных ей семнадцати лет.

В любом случае, я не защищаю никого персонально – никаких конкретных музейных сотрудников. Я пытаюсь защитить ту систему, которая функционировала и до сих пор функционирует более или менее удовлетворительно. И которую так упорно хотят порушить – из странных, нелепых и ни с чем не сообразных побуждений.

Живой журнал, 23.12.2009

Галина Цируль

Как реставраторы, мы зашли в тупик. В данный момент икона лежит на столе, музей нас торопит, мол, делайте что-нибудь, но мы до сих пор не можем принять решения. Площадь отставания красочного слоя все увеличивается и увеличивается, вводить клей опасно – там вода, и это может ускорить катастрофу. Ситуация сегодня такова, что мы не можем даже оценить состояние древесины на участках, закрытых левкасом и красочным слоем. На обнаженных местах мелких повреждений, под микроскопом мы обнаруживаем древесину в структуре "пружинящей губки", что особо страшно для иконы. Здесь надо бы сканировать всю доску, но ни у нас, ни даже в Эрмитаже нет таких приборов, а рентген совершенно бессилен – он ничего не дает.

"Независимая газета", 24.12.2009