"Кажется, на этот раз пронесло". Примерно такое чувство испытали многие в нашей стране после зловещего Дня народного единства. Власти, встревоженные перспективой повторения случившегося в прошлом году, когда вновь изобретенный праздник 4 ноября был отмечен в столице откровенно нацистской манифестацией, приняли чрезвычайные меры охраны порядка. Но запрещенный московской мэрией "Русский марш" все же состоялся, хоть и не по полной программе. Среди лозунгов, утвержденных оргкомитетом марша, не было излюбленного национал-радикалами "Россия для русских!", однако присутствовало нечто весьма похожее - "Россия - русская земля!" и "Русской земле - русский порядок!", а также писк осеннего сезона "Кондопога - город-герой!". Один из главных организаторов мероприятия выступил с "короткой, но яркой речью", и толпа "яростно откликалась на его призывы: "Кто хозяин на этой земле? - Русские!", "Русские - вперед!".

Казалось бы, такая риторика прямо нарушает конституционный запрет на пропаганду национального превосходства и возбуждение национальной розни и может квалифицироваться по соответствующей статье Уголовного кодекса. Но есть и другая точка зрения. Известный публицист Максим Соколов утверждает, что в лозунгах "Россия - русская земля" и "Россия - для русских" нет ничего страшного. По его мнению, проблема тут сугубо грамматическая. Надо только изменить нынешнюю семантику слова "русский", вернув ему бытовавшее в далеком прошлом значение - "относящийся к России" (русский царь, русское посольство и пр.). Такое переосмысление, считает автор, не только соответствовало бы "требованиям языка и души", но и превратило бы страшные для либералов призывы в безобидные трюизмы. Да и смутьянов, норовящих различать российских граждан по крови, утихомирить будет гораздо проще: "Тут вполне уместен лозунг "России - русский порядок!", предписывающий сажать в тюрьму тех, кто натравливает одних русских на других".

В этом рассуждении консервативно настроенного теоретика прежде всего озадачивает твердая вера в возможность сознательного преобразования языковых норм. Как-никак, слово "русский" уже давно употребляется преимущественно в этническом смысле, и даже если идея г-на Соколова будет взята на вооружение государственной властью, ее вряд ли удастся претворить в жизнь. Не вполне понятно также, какую терминологию предложил бы публицист для обозначения предметов и явлений, относящихся к собственно русскому народу, языку, культуре. Неужели он всерьез считает, что русский этнос есть то же самое, что многонациональное население России? Как быть в таком случае с этнической статистикой? По данным переписи населения 2002 года, доля русских в населении нашей страны составляет 79,8 процента. По г-ну Соколову, эта пропорция чудесным образом превращается в 100 процентов. Такая новая этнодемография очень походит на новую хронологию по Фоменко и Носовскому.

Спорно и утверждение г-на Соколова о том, что на протяжении имперского периода отечественной истории слово "русский" употреблялось исключительно в смысле "к России надлежащий", а применительно к лицам - "подданный русского царя безотносительно к крови и вероисповеданию". Автор призывает в свидетели фельдмаршала Суворова с его восклицанием "Мы русские - какой восторг!". Однако что такое "мы" в этой знаменитой фразе, отнюдь не очевидно. И никем не доказано, что легендарный полководец, подавляя восстание под предводительством Костюшко, относился к мятежным польским подданным матушки-императрицы с тем же восторгом, что и к своему брату-русаку. А спустя три десятилетия Пушкин, обращаясь к польскому аристократу, писал:

И наша дева молодая,
Привлекши сердце поляка,
Отвергнет, гордостью пылая,
Любовь народного врага.

Получается, что и национальный наш поэт не был склонен именовать русским любого "подданного русского царя безотносительно к крови и вероисповеданию".

Если говорить о более поздних временах (начало XX века), вспомним о такой организации, как "Союз русского народа". Объединяла она отнюдь не всех российских подданных, а только "природных русских людей обоего пола". В ее уставе говорилось: "Русской народности, собирательнице земли Русской, создавшей великое и могущественное государство, принадлежит первенствующее значение в государственной жизни и в государственном строительстве". Что же касается "множества инородцев, живущих в нашем отечестве", то им предоставлялось лишь "считать за честь и за благо принадлежать к составу Российской империи и не тяготиться своею зависимостью". Если верить г-ну Соколову, приходится признать, что сто лет назад эти программные тезисы были просто непонятны: какая там русская народность и какие инородцы, если русским считался всякий житель страны независимо от национального происхождения и религии?

Ну, допустим, черносотенцы могли иметь особый взгляд на соотношение русского и российского. Но ведь и респектабельный Малый словарь Брокгауза и Ефрона определял русских не как совокупность всех жителей России, а как "самое многочисленное из славянских племен, господствующий народ Российской империи". В полном согласии с этой формулой премьер-министр Владимир Коковцов, выступая в 1912 году перед Думой, говорил: "Государственные учреждения призваны к неуклонной охране... единства и неразделимости Империи, первенства в ней русской народности и веры православной". А ученый и публицист Антон Будилович риторически спрашивал: "Может ли Россия отдать инородцам свои окраины?" И категорически отвечал: "Россия для русских!" (см. А. Каппелер. Россия - многонациональная империя. М., 1997, с. 254).

И еще одно весомое свидетельство. В конце октября 1905 года император Николай II писал своей матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне, по поводу захлестнувшей страну погромной волны: "Но не одним жидам пришлось плохо, досталось и русским агитаторам, инженерам, адвокатам и всяким другим скверным людям". Значит, даже русский царь употреблял слово "русский" не в предписанном г-ном Соколовым смысле и проводил-таки различие между своими подданными по национально-религиозному признаку.

Такие примеры можно было бы легко умножить, но в этом нет нужды. Напомним только, что совсем недавно сам г-н Соколов энергично настаивал на дифференцированном правовом подходе к национальным группам в составе населения России и предлагал по отношению к одной из них весьма экзотические меры государственной политики. И как-то не верится, что нынче он смягчился до такой степени, что готов считать чеченцев такими же русскими, как коренные жители города-героя Кондопоги.

Впрочем, куда важнее другое. Непохоже, что те же чеченцы, а равно татары, башкиры, осетины, якуты и представители прочих народов России, повинуясь призыву публициста, согласятся считать себя подвидами русских. И вряд ли русские обрадуются такому нежданному пополнению своего этноса и перестанут отличать себя от других национальностей. Как ни трудна замышляемая г-ном Соколовым реформа лексики, сопряженная с ней реформа национального самосознания еще труднее.

И в заключение вернемся к "России для русских". По словам г-на Соколова, предложенное им "исправление понятий" превращает этот одиозный ныне призыв в невинную банальность. Действительно, если называть русскими всех россиян, то "Россия для русских" имеет не больше смысла, чем "Земля для землян" (очевидно, что последняя формула наполняется содержанием лишь в условиях инопланетного вторжения). Но если публицист и впрямь полагает, что шовинистическая агрессия, воплощаемая ныне в этом лозунге, может быть нейтрализована новым изданием толкового словаря, можно только подивиться его оптимизму. Такая вера в силу слов приличествует не умудренному опытом колумнисту, а романтически настроенному поэту. Кстати, один отечественный стихотворец еще в 1869 году исчерпывающим образом высказался насчет попыток переделать жителей многонациональной России в русских.