Cлово "инаугурация" того же латинского корня, что и "авгур", - это церемония посвящения. Ритуал установлен еще Джорджем Вашингтоном, который не только, возложив руку на Библию, произнес не предписанные Конституцией слова "да поможет мне Бог", но и, склонив голову, поцеловал Священное Писание. Отступления от ритуала возможны, но они всегда носят осмысленный характер. Были президенты, не клявшиеся на Библии, а целовал ее, кроме Вашингтона, только Гарри Трумэн.

Барак Обама от ритуала отступать не стал. Если католик Джо Байден выбрал для своей присяги фамильную Библию XIX века с кельтским крестом на переплете, на которой он клялся все семь раз, принимая присягу сенатора, то Обама принес присягу на той же Библии, что и освободитель рабов Авраам Линкольн, который, как и Обама, приехал из Иллинойса. Байден клялся на закрытой книге. Была ли раскрыта Библия Обамы, камеры не показали.

При приведении его к присяге случилась заминка. Словно торопясь поскорее стать президентом, Обама, повторяя за председателем Верховного суда США Джоном Робертсом канонический текст, едва дождался, покуда тот скажет "Я, Барак Хусейн Обама...", и опередил его: "Я, Барак Хусейн Обама, торжественно клянусь...". Робертс сбился и в словах "...что буду добросовестно исполнять должность президента Соединенных Штатов" пропустил слово "добросовестно". Обама начал повторять и умолк, давая Робертсу возможность исправиться. Журналисты объяснили оплошность неопытностью судьи: он впервые приводил к присяге президента.

В течение всей церемонии Обама был спокоен, улыбчив и мессиански величав. Свою инаугурационную речь он произнес без аффектации и ораторских приемов, да и текст ее был ровным, без эмоциональных всплесков и ярких афоризмов. Такое впечатление, что Обама уже устал от риторики и от бесконечного чествования себя.

Обрисовав несколькими фразами удручающее положение дел в стране, 44-й президент продолжал: "Таковы показатели кризиса, которые можно измерить и подсчитать. Не поддается замерам, но не менее значительна утрата веры, иссякнувшей по всей нашей земле, - назойливый страх, что упадок Америки неизбежен, что новое поколение должно снизить свои ожидания... Мы по-прежнему молодая нация, но, как сказано в Писании, пора оставить младенческое". (Имеются в виду слова апостола Павла (I Кор., 13:11): "Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое").

Он не обещал Америке скорого и бесплатного возвращения былого величия. Он говорил, что оно возможно, но при условии, что американцы вернутся на стезю тех, кто создавал эту страну неустанным трудом, воинской доблестью, предприимчивостью и умением рисковать: "Мы должны прямо сегодня собраться с силами, засучить рукава и начать переделывать Америку".

Внешнему миру Обама заявил, что "мы отвергаем ложный выбор между нашей безопасностью и нашими идеалами... А потому пусть знают все другие народы и правительства, которые смотрят на нас сегодня, от крупнейших столиц до маленьких деревень, подобных той, в какой родился мой отец: Америка - друг каждой страны и каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка, которые стремятся к мирному и достойному будущему, и мы готовы вернуть себе место лидера".

В словах о страхе слышится отсылка к словам Франклина Рузвельта "единственное, чего нам следует бояться, это самого страха", а в обращении к народам мира - знаменитое заверение Джона Кеннеди: "Пусть каждая страна, желает ли она нам добра или зла, знает, что мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя, пройдем через любое испытание, поддержим любого друга, воспрепятствуем любому врагу, чтобы обеспечить выживание и успех свободы".

Барак Обама был не столь высокопарен и не так щедр на обещания. Он понимает, что уже завтра праздник по случаю исторической победы кончится и от него будут ждать результатов. Он получил аванс, который еще надо отработать. Как сказано в Писании, которое он любит цитировать: "И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут" (Лк., 12:48).