О белорусских протестах принято говорить, что их "ничто не предвещало". Правильнее же сказать, что их не сумели предсказать.

В конце прошлого года белорусская служба "Радио Свобода" попросила экспертов дать прогноз на 2020 год. Тогда фактически никто из них не смог предвидеть революционной ситуации. Никто не ждал ни массовых акций, ни жестоких репрессий, да и вообще не прогнозировал активизации политической жизни в связи с президентскими выборами.

И хотя многое из того, что происходит сейчас в Беларуси, сложно было даже вообразить, нынешнее протестное движение возникло не на пустом месте. Последняя каденция Лукашенко была самой насыщенной политической пятилеткой за 20 лет.

В 2015 году диктатора спас страх, вызванный событиями в Украине, страх, который он умело эксплуатировал. И все-таки уже тогда для него прозвучал тревожный звоночек, которого он не услышал. Татьяна Короткевич, "человек в юбке", как называл ее Лукашенко, сторонница "мирных перемен" и "малых дел", получила на тех выборах 22,3% голосов по данным независимых социологов (официально ей начислили 4,4%), а Лукашенко едва набрал 50% с хвостиком. Без сколько-нибудь яркой кампании, без внятной программы, без харизмы и без желания побеждать, мало кому известная до выборов - и почти четверть голосов. Ничего не поняли, выводов не сделали. Лукашенко так и остался при своей уверенности, что женщина - не вполне человек, что сыграло с ним этим летом злую шутку, когда Светлану Тихановскую зарегистрировали кандидатом.

С виду те выборы были самыми скучными и бессобытийными в политической истории Беларуси. Ядерный протестный электорат их игнорировал, не без оснований считая Короткевич представительницей карманной оппозиции, удобным спарринг-партнером. Но ее результат свидетельствовал о массовом запросе на альтернативу у "простых людей". Об усталости от грубого и агрессивного мужлана во главе страны. Этого тихого тектонического сдвига в обществе, кажется, никто не заметил.

В том же 2015 году было учреждено "Движение матерей 328" - организация женщин, чьи дети стали жертвами "войны с наркотиками" по-белорусски, получив неадекватно большие сроки, непропорциональные тяжести совершенных проступков. Начатая в 2014 году как реакция на рост распространения синтетических наркотиков, "спайсов" и "миксов", эта война, по мнению участниц движения, превратилась в "настоящий геноцид молодежи". Тысячи молодых людей, впервые преступившие закон или вовсе ставшие жертвами сфабрикованных уголовных дел, в абсолютном большинстве случаев просто наркопотребители или рядовые закладчики, отправились в тюрьмы на долгие годы, как наркобароны.

"Матери 328" регулярно выступали в независимых СМИ, устраивали пикеты, голодовки и так далее. Это стало одной из "неполитических" тем, которые будоражили и злили значительную часть белорусского общества. Диктатуру готовы были терпеть, пока она (в массовом сознании) была диктатурой преимущественно для политических противников режима. А вот на то, чтобы она распространилась и на "обычных людей", вторглась в сферу частной жизни, пассивное большинство не подписывалось.

Участницы инициативы "Движение матерей 328". Фото: Deutsche Welle

Еще более грубым нарушением этого негласного общественного договора стал так называемый "налог на тунеядство". Попытка содрать деньги с тех, кто оказался за бортом "белой" экономики, на фоне стагнации, роста безработицы и ползучего обеднения вызвала настоящий социальный взрыв. Уже тогда, зимой-весной 2017 года, ситуация казалась предреволюционной. Протесты охватили все регионы, на них выходил не политический актив, а люди, которые до этого были либо сторонниками Лукашенко, либо безучастными к политике обывателями. И эти обыватели демонстрировали стремительный рост политического самосознания, делая выводы, что силовое и директивно-декретное управление без каких-либо сдержек и противовесов таит в себе опасность для общества. От чисто экономических и социальных требований участники протестов очень быстро перешли к политическим.

Политика в отношении пандемии коронавируса стоит в том же ряду. Это коснулось уже вообще всех. Речь шла о жизни и смерти. Отрицание опасности, конспирологические байки, пренебрежение жизнями граждан страны - это была предпоследняя капля в чаше терпения белорусов. Последней стали пытки и убийства в августе.

Так рухнуло доверие к власти как к инстанции заботы и созидания, патерналистская модель рассыпалась. А на ее месте стали прорастать горизонтальные связи, взаимопомощь и солидарность. Как в Украине добровольцы в 2014 году обеспечили первый контрудар в Донбассе, так беларусы в 2020-м фактически сами справлялись с пандемией. Этот опыт солидарности уже очень скоро оказался бесценным в ситуации жестоких репрессий.

Параллельно с процессом формирования гражданского самосознания шел еще один процесс - ускоренной национальной самоидентификации. Размытая и, казалось, уже почти стершаяся за время правления Лукашенко, после аннексии Крыма и начала войны в Донбассе она стала проступать все отчетливее. Как ни парадоксально, сам Лукашенко сыграл в этом процессе положительную роль. Не потому, что его волновала судьба страны. Сейчас уже очевидно, что он готов превратить ее в выжженную пустыню, лишь бы сохранить власть. Но тогда он увидел в аннексии Крыма и оккупации части Донбасса возможную угрозу своей власти, а в "национально-неравнодушных" гражданах - свою возможную опору. И всему национальному полуоткрыли зеленую улицу.

100-летие БНР, несостоявшейся несоветской Беларуси, было отпраздновано в 2018 году по-настоящему масштабно. Шоу было организовано волонтерами за счет краудфандинга. И хотя власти не помогали, но стоило только перестать мешать, как это оказалось нужным очень большому количеству людей. До этого долгие годы 25 марта, день образования БНР, был чисто протестной, а не праздничной акцией, власти ему все время препятствовали, а в период политического обострения делали это жестко. Год от года число участников митингов неуклонно снижалось.

В следующем 2019 году в Вильнюсе состоялось перезахоронение останков Кастуся Калиновского - лидера национально-освободительного восстания 1863-1864 годов против Российской империи. До Крыма и Донбасса власти Беларуси не признавали в нем национального героя, каковым Калиновский всегда был для сторонников оппозиции, смотрели на него через российскую призму, обесценивали и открещивались. А тут обсуждалась возможность перенесения останков в Беларусь. С этим не сложилось, но на церемонии перезахоронения в Вильнюсе присутствовала и официальная белорусская делегация. Но главное - на нее приехали тысячи белорусов.

Тогда уже и соседи, литовцы и поляки, увидели, что белорусы-то, оказывается, существуют. Не растворились в денационализированной советской исторической общности людей, которые после распада СССР стали просто "тоже русскими". Даже там, где власти не готовы были "поступиться принципами" и пойти на значительные уступки, под давлением обстоятельств они сдавали назад. Как это было в конфликте вокруг застройки территории охранной зоны урочища Куропаты - места сталинских расстрелов. С него в конце восьмидесятых годов прошлого века началось движение за независимость Беларуси.

Протест в Куропатах, 2017 год. Фото: Onliner.by

Куропаты оставались местом противостоянии властей и оппозиции на протяжении всего правления Лукашенко. Этот инициатор создания бутафорской "Линии Сталина" под Минском и вообще большой поклонник "отца народов", конечно, Куропаты сильно не любил. Он сам никогда урочище не посещал и всячески пытался его изгадить. В 2017 году в Куропатах образовался настоящий мини-майдан. Позже белорусский ксендз Вячеслав Барок скажет: "В Украине был Майдан, а у нас - Куропаты". С палатками, кострами в бочках, самообороной, стычками с титушками и так далее. С одной стороны, его вроде бы пытались разогнать, но как-то не очень последовательно, без огонька. И в итоге пошли на уступки - запланированная застройка была отменена.

Отменен был в изначальном виде и декрет о "тунеядцах". Впервые за очень долгое время оппозиция или, шире, гражданское общество ощутили свою силу. Полоса бесконечных поражений прекратилась. Так Путин и Лукашенко стали повивальными бабками белорусской нации. В период их раздора она успела встать на ноги, а теперь, когда они тесно прижались к друг другу, боясь за собственную власть, заставляют ее самоопределяться и наращивать силу.