Есть такая маленькая читательская хитрость: сперва пробежать статью по диагонали и посмотреть, что автор цитирует, сверить вкусы. И если цитаты не вызывают протеста, то прочесть и собственно статью. Впрочем, и в личном общении мы тоже автоматически "берем пробу": допустим, новый знакомый еще рта толком не открыл, но если вы на ходу обменялись улыбками, когда толстуха на перекрестке, перекрывая шум трафика, кричит в мобильный телефон: "Аспирин дал? Письмо Татьяны спросил?" - с таким можно иметь дело.

Чужая речь, которой обильно пересыпаны монологи Льва Рубинштейна, все эти смешные, абсурдные или зловещие обмолвки времени действительно интересны - симптоматичны и многозначительны. Практически каждый очерк книжки "Духи времени" (М.: КоЛибри, 2007), как и большинства писаний автора, самозарождается из сущего пустяка: надписей от руки на бетонных ограждениях вдоль полотна ж/д и в местах общего пользования, курьезных объявлений, лозунгов и рекламы; реплик, некогда выхваченных боковым слухом из бубнежа советской давки, из коммунального гама и из говора сегодняшней улицы, короче говоря, из будней языка, чертополоха речи.

О чем эти эссе? Обо всем сразу, вроде застольной болтовни литераторов. Немного воспоминаний, чуть-чуть филологии, анекдот, бла-бла-бла о "тайнах гроба", сплетня-другая, сердечность пополам с зубоскальством - и автор, как заскочивший мимоходом приятель, косится на часы, договаривает что-то второпях, вдевая руки в рукава, роняет "Абымаю" и спешит по своим делам.

И ни одной сентенции, эффектного финального аккорда, авторитетного вывода (о времени, пространстве, власти, природе, природе власти, стране, искусстве и т.п.) - буквально нечем пополнить цитатник. Будто автор рефлекторно стряхивает с себя всякий апломб, как начальническую руку с плеча.

При всем при этом - уйма соображений и наблюдений, которым, чтобы стать афоризмами, не хватает только подозрительного блеска и категоричности. Вероятно, именно такого рода умственную деятельность имел в виду один классик, когда сказал: "Она была верна, а потому умеренна..." Автор не мыслитель на котурнах, а "всего лишь" умница в сандалетах на босу ногу - и, похоже, его вполне устраивает, как он выглядит.

Кажется, ни разу по ходу артистически-легкого, но по существу исповедального повествования не употреблено слово на букву "л". Но и в его отсутствие очки раз-другой запотевают, ведь внимание - главное бытовое проявление подразумеваемой эмоции; недаром женщины нередко объясняют свой выбор фразой "Он ко мне очень внимателен". А здесь сплошь знаки внимания: духи матери, танцы отца, присказки бабушки, выходки внучки...

Трудно объяснить "на пальцах", что такое поэзия, но можно прочесть какое-нибудь стоящее стихотворение, и чувствительный человек поймет, о чем речь. То же и с понятием "интеллигентности" - любимице былых молодежных диспутов и печатных дискуссий. Да вот же она, в натуральную величину: целых 300 с лишним страниц образцовой интеллигентности. Ум без самомнения, порядочность без нотаций, естественные веселье и грусть, гражданские чувства без натуги, личное достоинство без заносчивости, а главное, может быть, бодрость духа, хотя под любым углом зрения дело швах. Правда, интеллигентность тут, в порядке исключения, приумножена большим литературным даром, но это уже игра случая, счастливый, так сказать, билет.

Лотерея лотереей, но я бы не торопился завидовать "баловню" и его "шальному везению". Помните анекдот про мужика, донимавшего Бога просьбами сделаться Героем Советского Союза? Богу надоело это нытье, и Он взял да и внял мольбам. И мужик внезапно обнаружил себя в обугленном окопе, а прямо на него с грохотом и лязгом несся вражеский танк. Я клоню к тому, что лирический герой книжки (а такая эссенция душевного опыта, разумеется, разновидность лирики), вроде бы личность гармоническая. Но в дармовую гармонию верится слабо. Чего не видал, того не видал. Думаю, что под авторскими уравновешенностью, легкостью и добродушием денно и нощно бесшумно работает целое машинное отделение самообладания, строгого вкуса, и разных прочих сдерживающих центров.

И нотабене напоследок. По известным обстоятельствам нескольких поколений отечественных литераторов, во всяком случае какая-то их часть, были отлучены от печатного станка. Проблема "писатель и профессиональный наем" отпадала сама собой. Долгое культурное изгойство вдобавок ко всем своим очевидным изъянам имело еще одно вредное следствие - необязательность для писателей-отщепенцев трудовой дисциплины: есть настроение - пишешь, нет - нет; кому какая разница, раз все равно "в стол". Сама ситуация расхолаживала. Люди не от хорошей жизни пребывали в положении дилетантов-бессребреников, пописывающих бар.

На первый взгляд, такое положение вещей совсем неплохо и отвечает расхожим представлениям о вольном художнике, но, если вдуматься, как-то чересчур. Если вдуматься, вся эта издательская обязаловка - сроки, объем и т.п. - тяготит, конечно, и действует автору на нервы, но в то же время и способствует (см. историю искусства).

Внезапно обстоятельства изменились, и тема профессионального заработка естественным образом возникла. И Лев Рубинштейн, известный в андеграунде писатель за сорок, обремененный подпольными, понятными и почетными предрассудками и комплексами, вот уже десять лет работает в периодике - и все вроде бы (включая и изящную словесность!) от его поденщины только в выигрыше. Вот это и впрямь достойно зависти!

Закроешь книгу, закуришь, пройдешься туда-сюда по квартире - как хорошо и человечно, просто нет слов! Вернее, есть, вот они. Какая странная все-таки штука жизнь. Одновременно страшно короткая и на удивление длинная. И сколько в ней (я, надеюсь, все успевают за мной записывать?) и хорошего, и огорчительного. Точка. И как это все у этого Льва Рубинштейна славно, складно и просто получилось. Практически на пустом месте, из ничего. Что значит "как"? На то и талант! Восклицательный знак.