Нет, нынешний наш режим совсем не тоталитарный. А если сказать точнее - не совсем тоталитарный. Тоталитарный режим все же предполагает обязательное всенародное поддакивание, принимающее различные формы - от единогласных голосований на собраниях трудовых коллективов до участия, пусть и пассивного, в кружках по изучению материалов съездов и пленумов. Чем поддакиваешь громче, тем тебе же лучше. Но слишком громко - это тоже подозрительно. А вдруг ты претендуешь на что-нибудь такое, что тебе до поры до времени не положено? Ты сиди пока. Ори, конечно, но не сильно. Тебя вызовут, когда надо будет.

А сейчас нет, что вы. Сейчас есть альтернатива. Потому что у нас демократия. Причем настоящая, а не та, фальшивая и лицемерная, которая водится там, откуда вместе с полезными в хозяйстве айфонами и макбуками вползают к нам какие-то разрушительные права человека, всякие враждебные нашему традиционному укладу толерантности, однополые, страшно вымолвить, браки и прочие нежелательные организации.

Альтернатива все же есть. Не желаешь поддакивать, не надо, без тебя поддакивателей сколько хошь. Вон их сколько процентов по данным совершенно независимых социологических служб. Не желаешь поддакивать, не надо. Но тогда уж не обессудь, если твоя карьера не сложится. По чисто профессиональным, конечно, причинам.

Не нравится поддакивать - не надо. Есть и другие варианты. Можно еще, например, и помалкивать.

Но во все времена существовали, существуют и будут существовать люди, которых помалкивать не может заставить ничто, даже угроза репрессий. Эти люди были и есть всегда - от простодушного сказочного младенца, во всеуслышание заявившего о постыдной обнаженности не менее сказочного короля, до всех тех, чья прямая профессиональная обязанность заключается именно в говорении, в свидетельствовании.

Я говорю прежде всего о писателях. Но о них чуть позже.

А пока вот о чем.

В современный речевой обиход все наглее и крикливее вторгаются слова и понятия, лишенные смысла. Значения этих слов мало кого интересуют. Более того, даже сами попытки их осмысления кажутся не только лишними, но и оскорбительно неуместными.

Таковы, например, все чаще и чаще употребляемое в наши дни слова "предательство" или "предатели", не означающие ровным счетом ничего кроме того, что это нечто плохое.

Вот маленькая девочка говорит: "Вика предательница. Обещала пойти со мной гулять, а сама пошла с Дашей". Тут я понимаю, о чем речь. А в прочих случаях...

Что и кого предают эти "предатели"? Кому и чему эти предатели присягали в верности?

Никто ведь не ответит.

Предать можно друга, возлюбленного или возлюбленную. Предать можно убеждения и принципы. Но только собственные, а не чужие.

А вот если твои убеждения отличаются от убеждений того, кто обвиняет тебя в предательстве, то это не предательство, а что-то совсем другое. Ваши базовые принципы вы можете предать сами. А можете их не предать. А другой человек, тем более тот, кто ваших принципов не разделяет, их предать не может.

Но эти попытки элементарной рационализации напрасны. Потому что слова тут используются не как носители смысла, а нечто заряженное лишь эмоционально. Вроде междометий. Вроде "эй!", "ой!", "ну!".

А что за такие "традиционные ценности", которые надо так тщательно прикрывать от даже слабого чужеземного ветерка? В чем они, собственно, заключаются, эти ценности? Каков их обменный курс на сегодняшний день? Можно спросить? Нельзя? Я так и думал.

Для нормальной, полноценной и хоть сколько-нибудь перспективной дискуссии необходимо преодолеть тот лингвистический коллапс, тот глубокий семантический обморок, в который блаженно погрузилось все то, на месте чего должна была бы быть общественная жизнь. Не может быть этой дискуссии, пока будет существовать то, что можно обозначить как аксиоматическую несовместимость.

Главным, если не единственным пунктом обвинения часто служит реальное или чаще вымышленное (что в данном случае не так уж важно) указание на то сокрушительное обстоятельство, что обвиняемый за свою деятельность (вредную или полезную, опять же неважно) получает деньги, видите ли, из-за границы. Сам факт получения средств из-за границы причислен к смертным грехам.

На резонные вопросы - почему это плохо, если деньги идут на благие дела, почему получать деньги из-за границы хуже, чем, например, из Кремля, почему "откуда" деньги существенно важнее, чем "на что" они, почему правозащитная деятельность, благотворительность или популяризация науки на зарубежные средства вреднее, чем, например, круглосуточная пропаганда ненависти и подозрительности, но зато "хоть поутру, но на свои", почему брать деньги у других хуже, чем воровать у своих, - на такие вопросы внятных ответов никто не даст и дать не может. А невнятных - сколько угодно. То есть как это почему? Да потому что Запад наш враг, это же всем известно, вы что, ребенок, что ли! Почему враг? Чей это "наш"? Ответов нет. Или есть, но в форме репрессивных мероприятий.

Потому что аксиомы в доказательствах не нуждаются. И чем они абсурднее, чем больше резонных вопросов они вызывают, чем уязвимее они с точки зрения элементарной логики и сформировавшихся за многие годы представлений о реальном, а не выдуманном современном мире, тем они крепче и монолитнее.

Считается, что на языке, не обеспеченном внятными значениями, изъясняются либо чиновники и партийные функционеры, либо телевизионные и газетные пропагандисты, либо те многочисленные, увы, олухи, кому весь этот бред адресован.

Но ведь на таком же примерно языке часто говорят именно те, кто вроде бы в силу профессиональной специфики просто обязан пользоваться словами и синтаксическими конструкциями, имеющими некий смысл, - то есть литераторы.

Иногда кажется, что родной язык, то есть свой рабочий инструмент, они, эти литераторы, эти, так сказать, коллеги, постигали при посредстве карманного разговорника.

Понятно же, что из такого разговорника легко можно извлечь и запомнить такие насущные и, главное, необычайно полезные в хозяйстве вещи, как:

- Скажите, где тут поблизости можно присоединиться к подавляющему большинству?
- Ты патриот или предатель? Говори быстро!
- Все гораздо сложнее, чем вам кажется, поэтому не надо упрощать.
- Все гораздо проще, чем вам кажется, поэтому не надо усложнять.
- Ты многого не понимаешь. А на самом деле...
- Это же так естественно - любить империю и тосковать по ней.
- И слава богу, что мы (мы!) наконец дали ясно понять, что с нами (нами!) надо считаться.
Ну и, конечно же, "национальные интересы" - всесильная мантра, которая только портится, когда пытаешься наполнить ее реальным содержанием.

Но в этом разговорнике (особенно в карманном) вы никогда не найдете ничего вроде "плюнь да поцелуй у злодея ручку". Да и про "руки брадобрея" ничего вы там не найдете.

И никогда вы не найдете там никаких осмысленных человеческих слов. Даже самых простых и самых в данном случае естественных. Ну, хотя бы таких, как "Ребята, вы что, совсем, что ли, ох..ли?"