Сколько я помню себя, я помню и сказки Пушкина, которые мама читала мне практически ежедневно. А наряду с ними в моей памяти прочно поселился неизвестно откуда взявшийся стишок, который во времена моего младенчества тоже повторялся практически ежедневно. Не ахти какое было в нем тонкое остроумие, но мне это нравилось, как всегда нравится ребенку всякая ритуальная повторяемость. И, конечно же, я не очень-то отличал тогда Пушкина от простецкого стишка.

А стишок такой:

Ехала деревня
Мимо мужика.
Вдруг из-под собаки
Лают ворота.

Выбежала палка
С мальчиком в руке
И стала бить собакой
Палку по спине.

То, что в этом стишке что-то не так, я понял уже позже, годам, наверное, к семи - такова, видимо, сила поэтической логики, идущей иногда вразрез с логикой обыденной. А до этого, представьте себе, никаких вопросов относительно того, каким это образом деревня может ехать мимо мужика или как это возможно бить палку собакой, как-то не возникало.

Но вдруг в одночасье поняв, что здесь, оказывается, все наоборот, я немедленно впал в неофитский восторг и стал изнурять родных своим бесхитростным остроумием. Я радостно подбегал то к одному, то к другому из домочадцев и восклицал, допустим: "мама налила тарелку в суп", или "бритва побрилась папой", или "диван спит на бабушке" - и очень огорчался, натыкаясь на не слишком восторженную реакцию.

Уже потом я узнал, что это весьма распространенный в фольклоре прием, восходящий еще к скоморошьей традиции. Оттуда же всяческие головоломки из детских журналов типа "скажите, что тут нарисовано неправильно".

И вот это самое "все наоборот" существовало и существует лишь для того, чтобы постоянно напоминать, как "на самом деле".

А вот в наши дни мы все вдруг оказались в понятийном пространстве, где требуется долго и, как правило, безуспешно объяснять некоторым, почему фраза "Олег Газманов усомнился в интеллекте Пола Маккартни" является не просто смешной, а гомерически смешной. Или, например, с идиотической серьезностью рассматривается вопрос о том, что сорвавшийся с поводка и впавший в немотивированную агрессию гроссмейстер перекусал весь наличный состав столичной милиции, чем на несколько дней парализовал ее созидательную работу по установлению конституционного порядка.

Тотальное недоверие к так называемому здравому смыслу, дерзкое небрежение авторитетами и культурными иерархиями - явление ничуть не новое и в некоторых случаях вполне даже конструктивное. Ну, что-то вроде футуристического ритуального сбрасывания Пушкина с парохода современности. Но дело в том, что футуристы-то как раз очень хорошо знали, кто такой Пушкин и какова его роль в той культуре, внутри которой находились они сами и чьи коды были им хорошо понятны. Просто время от времени культура нуждается во встряхивании, иногда и радикальном. Иначе она рутинизируется и впадает в состояние стагнации.

Тут-то все совсем другое. Тут все просто. Тут мы имеем дело с самым откровенным одичанием, вполне осознанно поощряемым и культивируемым властью. Тут мы оказались в некотором условном селе Нижнее Хрюпино, где вполне себе могут попросту отхерачить того же условного Пушкина за его вызывающие бакенбарды, за то, что он "чурка нерусская" и вообще "с другого раёна".

Мы живем в удивительную, если вдуматься, эпоху - в эпоху материализованных метафор, в эпоху неразличения прямых и переносных смыслов. В эпоху, где само по себе наличие абстрактного мышления и иронической дистанции по отношению к омертвевшим клеткам культуры приравнивается к "кощунству", к "оскорблению чувств" и хорошо еще если не к "государственной измене". Впрочем, еще, как говорится, не вечер.

Потому что вовсе не важно, как "на самом деле". Потому что "на самом деле" - это ровно то, что вам покажут по телевизору.

Мы с вами носители того языка, той жизненной логики, той системы культурных иерархий, каковые, в общем-то, были сформированы той самой великой русской культурой, которую сегодня столь яростно защищают от нас с вами многочисленные палки с мальчиками в руках. И кто в этой ситуации является разрушителем вековых традиций, а кто их защитником, еще большой вопрос.