А мы к швейцарцам - отворите двери
О чем неспешно мечтает городской человек, принужденный безжалостными обстоятельствами сидеть за клавиатурой в тридцатиградусную жару? О покое, конечно. Душа его лениво утекает в невнятные пределы, где его окружают не менее невнятные предметы - округлые на вид, прохладные на ощупь. Где между камешков струится ледяной ручеек. Где, самое главное, не жарко. А больше ничего и не надо.
А если еще чуть-чуть подправить покосившееся воображение и постараться развернуть скрученную в тугую трубочку память, то можно восстановить какой-нибудь полузабытый образ какого-нибудь времени-места, где тебе было хорошо, где тебе было не жарко...
Сколько-то лет тому назад я попал в австрийский город Фельдкирх, где принял участие в поэтическом фестивале. Город находится на самом западе страны, поэтому лететь надо было не до Вены, а до Мюнхена, который намного ближе.
В те дни и в Австрии, и в Германии, и во всей остальной Европе стояла несусветная жара. В Фельдхиркхе ее почему-то не было. Не знаю почему. Может быть, горы. А может быть, что-нибудь другое. Но не было там никакой жары, и, может быть, именно поэтому я вспоминаю сейчас именно это место, а не какое-нибудь другое.
Пробыл я там дня три, а мое выступление состоялось в первый же вечер. Поэтому остаток времени я слонялся по городу. Город оказался столь маленьким, что любой маршрут очень быстро уводил в пригород. Когда же я решил обойти город по кругу, то через час пути обнаружил, что это кафе я уже видел. Но он как-то не надоедал, этот прелестный город.
На очень нарядной набережной очень тоненькой реки Илль встык друг другу стояли три красивых здания. Два крайних - драматический театр (в нем и проходил фестиваль) и консерватория. "Но это не та консерватория, что у вас, - объяснял мне местный поэт и художник, один из инициаторов фестиваля, - это скорее то, что у вас называется музыкальной школой". Ну что ж, тоже неплохо. Между театром и консерваторией в не менее изящном здании расположилась, представьте себе, городская тюрьма. Такой вот получился культурно-исправительный архитектурный ансамбль.
От того же поэта я узнал, что на той вон горе находится - ни больше ни меньше - буддистский монастырь, лет десять тому назад построенный эмигрантами из Тибета. А вот та гора - это уже не Австрия, а вовсе даже Лихтенштейн. А чуть дальше - так и вообще Швейцария.
В связи со Швейцарией он рассказал мне презабавнейший исторический эпизод.
Вернувшись в Москву, я попытался найти следы этого эпизода в каких-нибудь энциклопедических изданиях, но не нашел. Нашел я лишь то, что "Фельдкирх - старинный австрийский город на западе страны, в федеральной земле Форарльберг". Из исторической же справки я узнал, что "Фельдкирх впервые упомянут в 830 году под именем Вельдкирихум. С 1190 года город принадлежал графам Монфор, в 1218 году получил права города. В 1375 году вошел в состав монархии Габсбургов". А об упомянутом эпизоде - ни слова. Так что оставляю эту историю на совести расказчика.
А история такая. Когда-то очень давно Фельдкирх, еще не бывший тогда во владении Габсбургов, решил присоединиться к Швейцарии, мотивируя это языковой и культурной близостью к большому соседу. Властям Швейцарии было направлено соответствующее ходатайство. Швейцарцы же ответили решительным отказом принять под свое крыло бедного родственника, объясняя свое решение законами страны, не менее решительно отвергающими возможность расширения швейцарских границ. Пришлось объяснить незадачливому домогателю, что Швейцария сама ни к кому не присоединяется и к себе никого не присоединяет. Закон, господа.
Но интеграционный зуд отверженных был столь велик, что они пошли на отчаянный шаг и объявили Швейцарии войну. Война прошла в рекордно короткие сроки и закончилась более чем предсказуемым результатом: Швейцария осталась в своих границах, а Фельдхирх - в своих, пока не оказался под австрийской короной. Много в те беспокойные времена было разных войн, но война за присоединение собственной территории к территории противника - это, согласитесь, нетривиально.
Вполне возможно, что эта причудливая история о неудавшемся аншлюсе есть чистая легенда. Но такого, чтобы кто-то хотел отделиться от Швейцарии, мне не приходилось слышать даже и в легендах.
Об этой причудливой войне я вспоминаю всякий раз, когда слышу что-нибудь вроде того, что "все эти балты-грузины-украинцы очень скоро попросятся к нам, да только захотим ли мы их принять". А вдруг ведь и правда попросятся? Ведь понятно же, что они давно уж все об этом мечтают, да только до поры до времени виду не подают. Кому не хочется быть или хотя бы называться Россией, сами подумайте.
А мы вот возьмем да и не захотим? А они возьмут да воевать станут? Как вам такая перспективка? Эстония войной пойдет? За ней Грузия? Что делать-то будем? Ох, только б не было войны!
Нет, не надо думать о таких ужасах в тридцатиградусную жару. Помечтаем-ка лучше о покое, о прохладе, о ледяном ручейке между блистающих на солнце камней. Вспомним о тех местах и временах, где никогда не жарко. Большего ведь ничего и не надо.
Статьи по теме
Нескучный ад
Мы проводим жизнь в ожиданиях. Зимой – в безнадежном ожидании лета. Летом – в обреченном ожидании августа. И август, надо сказать, редко нас подводит, обязательно готовит для нас какую-нибудь более или менее изощренную подлянку. Если не общественно-политическую, то хотя бы природно-климатическую.
Запах хвои
Да и что такое весь этот Новый год? Стадная глупость, обнаруживаемые в самых неподходящих местах неопрятные хвойные иголки, пьянство да обжорство, апофеоз неумеренности, чреватый тяжелым и стыдным похмельем. Все это так. Но это и не так...
Майский конъюнктивит
Одна моя однокурсница страдала довольно причудливой формой аллергии - на красный цвет. От обилия красного у нее начинали страшно слезиться глаза, она чуть ли не слепла. Мы прозвали это "майским конъюнктивитом". Поэтому, когда Москва начинала полыхать идеологически выдержанным кумачовым тряпьем, она просто не могла не уехать из города.