Одновременно (ну почти - в течение десяти дней) на экраны выходит три самых масштабных фильма не только наступающих праздников, но и всего сезона: "Кинг Конг", "Гарри Поттер и Кубок Огня" и "Хроники Нарнии: Лев, колдунья и платяной шкаф". Можно не сомневаться, что как в американских, так и в общемировых сводках самых кассовых проектов эти три будут занимать лидирующие позиции. Факт настолько предсказуемый, что мало кто обращает внимание на один удивительный аспект. Все три фильма – сказки. Конечно, предполагается, что в рождественско-новогодний сезон наибольшие сборы обеспечены именно картинам "семейного экрана". Однако дело не в этом: на "Кинг Конга", "Нарнию" и "Гарри Поттера" наверняка пойдут и взрослые. Просто Рождество – легальный повод впасть в детство и не стесняться запланированного похода в кино на что-либо постыдно сказочное.

Сказки из года в год продаются все лучше. Производители кинотовара знают, что взрослые платят за своих детей, но им хочется подстраховаться - и вот практически исчезают с экранов "строго детские" фильмы. Способов привлечь взрослую платежеспособную аудиторию разработано не так уж мало. Самый надежный – так называемая "многослойность": ребенок смеется над приключениями выдуманных человечков (или зверюшек, разница невелика), папа с мамой наслаждаются культурными, извините уж, аллюзиями. Оба "Шрека" и "Проклятие кролика-оборотня" доказали перспективность такого пути.

Для аудитории попроще, которая не склонна отлавливать цитаты, вводится мотив "родители-дети", неминуемо заставляющий умиляться чадолюбивых взрослых. Особенно этой технологией увлекается студия Pixar – неслучайно Disney, понимающий толк в "семейном" экране, заключил с ней долгосрочное соглашение о совместном производстве: и в "Корпорации монстров", и в "Суперсемейке", и в наиболее удачном "В поисках Немо" папы, мамы и воспитатели стали не менее обязательной составляющей сюжета, чем дети.

Есть и третья методика: сказка объявляется шедевром авторского искусства. На эту удочку клюют киноманы, поглощающие в немыслимых количествах раблезианские саги японца Хаяо Миядзаки, который гением был всегда, а постоянным участником и лауреатом кинофестивалей стал сравнительно недавно.

"Кинг Конг" - чисто американская сказка для взрослых, за десятилетия фольклорного бытования ставшая пригодной и для детского потребления. Напротив, "Лев, колдунья и платяной шкаф" - классическая детская повесть-сказка, читатели которой (как и читатели Толкиена, товарища и земляка создателя Нарнии Клайва Льюиса) за последние полвека как раз подросли ровно настолько, чтобы составить грандиозную вневозрастную аудиторию первой экранизации легендарного цикла. Гарри Поттер, книги о котором давно печатаются и в "специальном, взрослом переплете", стал достоянием взрослых не в меньшей степени, чем детей.

В этом смысле четвертая картина о мальчике-волшебнике наиболее симптоматична. В ней он наконец входит в пубертатную фазу (зрители, знавшие постановщика предыдущего Поттер-фильма Альфонса Куарона по хулиганской молодежной драме "И твою маму тоже", ждали, что это произойдет еще год назад, но продюсеры заставили режиссеров цикла следовать замыслу Джоан Роулинг и не фантазировать). Дело даже не в том, что Гарри впервые влюбляется и, соответственно, муки первых сантиментов испытывают его товарищи-сателлиты, Гермиона Грэйнджер и Рон Уизли. Дело в том, что следом за умеренно-опасными приключениями, каждое из которых означало определенную фазу взросления главного героя (отделался от теней родителей, поверил в собственные силы, сделал первый осознанный выбор и т.д.), пришла очередь настоящего, нешуточного, глобального столкновения со Злом – тем, которое полагается писать с большой буквы. Потому и американские пуристы предупреждают, что детям-де это дело смотреть не рекомендуется.

По счастью, постановку доверили (впервые в истории кино-Поттера) англичанину, опытному Майку Ньюэллу, и он-то не пожалел ни детей – которым, начиная лет с семи-восьми, смотреть фильм надо всенепременно, - ни их родителей. Традиция сказок всерьез укоренена в английской литературной практике давным-давно, еще с Кэрролла, а то и раньше. Британский актерский спецназ инициирует компанию выучившихся наконец-то основам исполнительского мастерства подростков в мир Темных Сил. Силы сии множественны и выразительны – от бульварной репортерши в блестящем исполнении Миранды Ричардсон, до одноглазого гротескного монстра-преподавателя (Брендан Глисон); витает над ними сыгравший, честное слово, одну из лучших своих ролей Рейф Файнс. Будучи лишенным носа (увы, русские прокатчики избавят нас и от его леденяще-вкрадчивого голоса), он превратился в самого жуткого из восставших дьяволов за всю историю кино. То, что зовут его при этом Волан-де-Мортом, - почти лишняя дополнительная деталь для тех, кто читал еще и книжку. В общем, квиддич кончился, началось противостояние добра со злом.

Как бы выспренне это ни звучало, в четкой расстановке сил – где черное, а где белое – и заключается главная сила сказки как жанра (вернее, области художественного мышления, куда более широкой, чем любой жанр). Фантастические элементы присутствуют ныне и в любых других степях, но одна только сказка не гнушается учить отличать хорошее от плохого. Идеальный пример – "Хроники Нарнии", почти что манифест в том, что касается превращения взрослых в детей. Собственно, взрослых в фильме практически нет, за исключением нескольких бледных теней из реального мира, в котором идет Вторая Мировая: от этих-то поучительных или болезненных фантомов и бегут главные герои, четверо детей из Лондона, прошедших через дверь в магическом шкафу в тайную заснеженную страну. А в Нарнии время застыло. Пока правят темные силы, царит вечная зима, - а как над ними будет одержана победа, так, похоже, наступит нескончаемое лето. Взросление там – увлекательная игра, не более того: вернувшись в Англию, подросшие и коронованные герои моментально превращаются обратно в перепуганных детей.

Единственная взрослая человеческая фигура в Нарнии – не считая заезжего Санта-Клауса, но он и не человек вовсе, - это колдунья, снежная королева в неожиданно-вдохновенном исполнении Тильды Суинтон. Победив ее, дети наслаждаются вечными каникулами в окружении толп волшебных (правда, волшебных: ни обряженные в кольчуги компьютерные бобры, ни мохнатый сумрачный минотавр, ни табуны кентавров и единорогов не уступают в правдоподобии и обаянии тому же Кинг Конгу) созданий. Главный же катартический элемент – по-сказочному отчетливое понимание того, на чью сторону в битве должен ты встать. Невнятность окружающей реальности отступает и теряется перед могучим схематизмом выдающейся сказки.

Тут, пожалуй, самое время вернуться назад и вспомнить, что так называемое возрождение отечественного коммерческого кино началось тоже со сказки - "Ночного дозора". В предвкушении "другого дозора", каковым объявлен грядущий сиквел фильма, хочется робко пожелать его авторам вдохновляться чуть более универсальными образцами, чем произведения уважаемого фантаста Лукьяненко, и, оставив ахинею о равновесии Зла и Добра, дать понять, на чьей они стороне. Может, тогда в зал потянутся не только молодые менеджеры, но и дети. Лучшая из возможных аудиторий.