В Беслане я почти проездом из Чечни, с судилища над украинским политзеком. Я не могла не повидаться с женщинами, которых 1 сентября, в годовщину теракта, избили, задержали и судили за майки с лозунгом "Путин - палач Беслана". Нападению подверглись также журналистки Елена Костюченко и Диана Хачатрян.

Сопредседатель комитета "Голос Беслана" Элла Касаева не хочет встречаться возле мемориала на бесланском кладбище. Говорит, небезопасно, могут напасть, лучше дома.

"Пасут", - говорит Элла, кивая на "жигуль" через дорогу. Автомобиль с затемненными стеклами пристроился на автозаправке напротив. Элла захлопывает калитку. Чуть позже к нам присоединяются две другие участницы "Голоса Беслана" - Жанна Цирихова и Светлана Маргиева. Удивляются, узнав, что я из Киева. Элла интересуется ситуацией в Украине, уголовными делами украинцев. Неожиданно находим много общего в методах работы ФСБ здесь и в Украине. Вспоминаю о титушках на Майдане. "Вы хотя бы солидарны", - говорит Элла.

Она уверена, что атака силовиков на "Голос Беслана" - инициатива не районного масштаба: "Они согласовывали каждое действие: звонили куда-то и советовались. Даже протокол в РОВД мы составляли на протяжении 6 часов".

Светлана Маргиева придерживается другого мнения: "Наверно, это все-таки местная инициатива. В другие годы такого давления на нас не было. Возможно, хотели запугать, но мы не из пугливых". Эта невысокая седая женщина с тихим голосом 1 сентября пыталась вырвать Эллу из рук полиции, но получила настолько сильный удар по затылку, что ее стошнило. "Я думала, что нас везут на пытки", - вспоминает Светлана.

"Напугать хотели скорее всего, - поддерживает ее Жанна Цирихова. - У меня такое ощущение, что администрация нашего города, у которой мы как бельмо в глазу, могла сориентировать отдел, сказать им: это на вашей совести. Ведь они (чиновники администрации. - М.Т.) даже близко к нам не подошли. Думаю, они заранее знали, что будет, и сориентировали [полицию] на более жесткие меры, чтоб нам неповадно было и чтоб мы держали язык за зубами".

Слева направо: Светлана Маргиева, Элла Кесаева, Жанна Цирихова. Фото автора

Постановление Правобережного райсуда женщины собираются обжаловать, сейчас готовят апелляцию в Верховный суд Северной Осетии. Штрафы и обязательные работы присудили за несогласованную акцию и "неповиновение законному требованию сотрудника полиции".

- Что это за законное требование? - возмущается Элла. - Была применена грубая сила: люди с автоматами, в бронежилетах непонятно почему насильно заталкивали нас в машину. Ощущение было такое, что нас захватывают террористы. Они по большей части были одеты в гражданское. Даже, как потом оказалось, заместитель начальника РОВД... Уровень агрессии в стране возрастает. Точка невозврата, наверное, уже пройдена. И если есть приказ - можно все.

- Но формально сотрудники ФСБ в этом не принимали участия?

- Как не принимали? Принимали! Во-первых, когда мы только вышли из дома в 8 часов утра, через дорогу уже сидел сотрудник ФСБ, житель Беслана, которого мы давным-давно, все 12 лет знаем и который всегда присутствовал на всех наших акциях. Оттуда и пошел сигнал.

3 сентября, уже после суда, на Кесаеву и журналисток "Новой газеты" напали люди в майках с надписью "Антитеррор".

- 1 сентября их было около 100 человек, а 3-го еще больше, и все гражданском, - вспоминает Элла. - После шестичасового пребывания в РОВД я запомнила очень многих сотрудников и 3-го числа увидела их же, но уже переодетых. Некоторые даже здоровались со мной. Но были среди них и очень подготовленные молодые люди в футболках. Есть версия, что это были офицеры из СОБРа (Специальный отряд быстрого реагирования МВД. - М.Т.).

3 сентября, когда мы присели на лавочку и я подняла бумажку, увидела, как вся эта толпа, более 100 человек, следит за моими руками и за этой бумажкой. Тогда я поняла, что все они по нашу душу и что после 1 сентября не было указания "прекратить", было указание "усилить". Люди испугались чистого листа бумаги. Что я могла там написать? Потом этот абсолютно чистый лист у меня выхватили при проходе через рамку, и кто-то из наших видел, как они слюнявили пальцы и терли эту бумажку. Видимо, думали, что что-то проявится.

В тот день у меня отобрали видеокамеру. Мне кажется, это произошло потому, что я сняла кого-то, кого нельзя было снимать. Догадываюсь, о ком идет речь. Даже в Ютубе есть кадры с неизвестным мне человеком в светлой рубашке (судя по всему, речь идет об этом видео. – М.Т.), он не местный, приезжий, русской национальности. Он подходил исподволь к руководству и давал указания, как действовать. Конечно, все эти годы за нами следят, телефоны прослушивают. Но, как правило, на годовщине присутствуют один-два человека, а так, чтобы вживую "пасли" по десять человек, это впервые.

Участники "Голоса Беслана" пойдут до конца.

- Вопреки сильнейшему давлению, открытию уголовных дел, приписыванию нам избиения судьи и приставов, лишению юридического лица нашей организации, 477 заявителей подали жалобу в Европейский суд по правам человека. И суд уже признал приемлемость жалобы - речь идет о нарушении трех основных статей Конвенции. Они давят, но мы делаем свою работу. Так мы понимаем наш долг перед памятью. Не цветы возлагать 12 лет подряд, а сделать так, чтобы подобная трагедия не повторилась. Вот это память.

186 детей погибло. Для чего такую жертву принесли? Что поменялось в стране после Беслана? Какие выводы сделали? Никаких. Бесланской агрессии не была дана оценка, и силовые структуры, которые убивали, они продолжают служить и продолжают свою агрессию. Многие из тех, кто исполнял тот приказ, наверное, долгие годы думали: вот-вот придут, вот-вот придут. Не пришли. Безнаказанность. Значит, так можно. И вот теперь Украина, и не только. Много-много маленьких трагедий по всей стране. Эта агрессия выливается на весь народ.

- Кто-то из силовиков просил прощения перед вами лично или вообще перед матерями Беслана? Хотя бы чисто по-человечески?

- Я не припомню. Хотя был один сотрудник ФСБ Ингушетии, который пришел в суд по вызову и сказал к нашему удивлению: да, я виноват тоже. Он потом погиб в авиакатастрофе. А вот чтобы наши руководители ФСБ, МВД, или кто-то из генералов, которые, в общем-то, были первыми действующими лицами - генералы Тихонов и Проничев, - нет.

Мы поняли такую истину: есть в стране люди, которые вне закона. Что бы они ни сделали, их в суд вызывать нельзя, их никто не допрашивает, наоборот: за то, что они творят, государство дает им звездочки Героев. Тихонову - за "Норд-Ост", Проничеву - за Беслан.

- "Голос Беслана" - это 30 человек. Если точнее - 28, двое умерли. Расследование мы проводили тщательно. Как следователь допрашивает всех независимо от своего отношения к тому или иному свидетелю, так и мы встречались и опрашивали всех людей, которые могли помочь восстановить ход событий. Я встречалась, в том числе за границей, со всеми, кто имеет хоть какую-то информацию, будь то журналист Бабицкий, который взял интервью у Басаева, или сын Масхадова.

Абсолютно точно могу сказать, что Масхадов никакого отношения к захвату в Беслане не имел. Нет никаких доказательств, которые бы свидетельствовали, что он был организатором. Более того, он трижды изъявил желание договориться, чтобы ему дали возможность приехать сюда. Но, конечно, руководство страны приняло решение, что Масхадов не должен оказаться спасателем бесланских детей. Потому его сразу же объявили преступником.

Когда-нибудь люди с удивлением обнаружат, что уголовное дело полностью сфальсифицировано. Все следы, которые мы нашли, указывают на Федеральную службу безопасности. И сейчас мы понимаем: в этом государстве власть только за себя. Они подставили наших детей, они убили наших детей, они скрывают свое преступление.

Каждый из свидетелей, чьи показания мы отправили в Страсбург, по два-три часа давал свидетельские показания в этой комнате. Мы их распечатывали и под их личную подпись отправляли в Европейский суд. Мы записывали на диктофон судебные заседания, делали замечания к каждому протоколу и требовали, чтобы их приобщили. В большинстве случаев их приобщали, они получали юридический статус и также направлялись в Европейский суд. Это огромная работа. Эксперт Юрий Савельев в своем докладе, а также парламентская комиссия пришли к выводу, что два взрыва были извне. То есть на момент, когда бандиты развесили цепочку самодельных взрывных устройств, почти все были живы, все дети были живы - и вдруг эти два выстрела.

Неужели вертикаль власти стоила того, чтобы убить такое количество людей? Ведь они мучились, как на войне. Мои племянники видели, как убили их отца, он до вечера пролежал в крови. Это уму непостижимо – такие страдания. Ради чего? Ради того, чтобы он укрепил свою власть? Он должен был уже давно сидеть, а он руководит страной. И мы при этом должны молчать?

Кесаева надеется на Страсбург.

- Скорее всего решения ЕСПЧ осталось ждать не больше года. Мы абсолютно не переживаем за его исполнение. Мы отдаем себе отчет в том, что это руководство само себя не расследует и не посадит. Это же понятно. Но решение международного независимого суда - это навечно. И когда-нибудь оно вступит в силу и виновники понесут наказание. Мы абсолютно уверены, что решение ЕСПЧ поставит точку по Беслану.

Документы, которые в ЕСПЧ направлялись государством, мы получили только благодаря Европейскому суду, здесь нам никогда никто ничего не передавал. Мы обвиняем силовиков, а они свою невиновность доказывают протоколами допросов сотрудников ФСБ - "Альфы", "Вымпела"… Более того, эти допросы – анонимные и представлены примерно в такой форме: "Применяли ли миномет "шмель"? Нет-нет-нет. Применяли ли танки? Нет-нет-нет". В Европейском суде 228 таких протоколов. Какой юрист такие аргументы примет всерьез?

Другой комитет - "Матери Беслана" - отмежевался от акции протеста 1 сентября. Элла говорит, что они запуганы.

- Есть матери, которые все эти годы не сидела дома, а пытались понять, что произошло, проводили расследование и свои эмоции выливали в общее и нужное дело. А есть и такие, которые от ужаса никуда не выходят, и сейчас они в самом стрессовом состоянии. Но и те и другие понимают, кто есть кто, что произошло и кто виновники.

"Я бы не стала так писать", - сказал кто-то из "Матерей Беслана" о надписи про Путина. Одна из нас ответила: "Я написала то, что ты думаешь". Они так думают, но - страх. Вот в чем дело.

Кесаева говорит, что все эти годы получает электронные письма и смс со словами поддержки от самых разных людей. Она открывает тетрадку и зачитывает: "Мы с вами", "Спасибо и простите нас", "Вы не одни, не сдавайтесь", "Я плачу вместе с вами", "Вы героини, а Россия будет свободной", "Невероятное позорище. Спасибо вам".

- Мы это себе выписываем каждый раз после таких акций, собираемся и читаем вслух. В Питере акция, в Москве акция, в Сибири где-то акция. В спортзале, когда мы стояли в футболках, к нам подходили и нас обнимали тоже абсолютно неизвестные нам люди. И за каждым из них следом шел сотрудник. Что они им дальше говорили? Бог им судья.

Элла извиняется и выходит: у нее много работы. Мы остаемся в комнате со Светланой и Жанной. Минут 10 спустя звонит мобильный. Светлана достает из полиэтиленового пакета простой аппарат. Рингтоном - детский голос: "Дорогая мама, я тебя люблю".

Спрашиваю Светлану, когда все-таки прекратится официальная ложь о бесланской трагедии. "Я думаю, это произойдет тогда, когда эта структура рухнет и Путина уже не будет. Тогда всем скажут нашу правду. А мы эту правду знаем".

Вчера некоторые украинские активисты писали в соцсетях, что намеренно не придут 20 февраля на мероприятия, посвященные памяти Небесной сотни, - потому что стыдно.

На протяжении последнего года память о расстрелянных людях, желание хотя бы частично загладить вину перед ушедшими были одним из главных движущих мотивов для перемен внутри страны. Но спустя год после массового расстрела в центре Киева успехи следствия довольно скромны: судом не установлено ни кто стрелял, ни кто отдавал приказ. Виновные в самом громком деле независимой Украины не наказаны. И даже если свидетельства работников спецподразделения СБУ "Альфа" относительно причастности к тем драматическим событиям Суркова подтвердятся - стреляли не только руководимые извне снайперы, но и вполне местные автоматчики, граждане Украины. Почему еще стыдно? Жизненно необходимые реформы не проведены. Экономическая ситуация - на грани фола. Страна подвергается военной агрессии со стороны России, которую мы не смогли предупредить.

Но вот парадокс.

Украинские правозащитники, занимающиеся вопросами миграции, утверждают, что количество россиян, которые прибывают в Украину, надеясь получить здесь политическое убежище, резко возросло. Подумать только: люди бегут в страну, часть которой охвачена войной - притом совершенно непредсказуемой войной, которая уже завтра может добраться до Киева или Львова, как обещают надписи на "приобретенных в военторге" танках.

Разве это не странно?

Нет, не странно. Потому что спустя год после расстрела Небесной cотни, завершения Майдана и начала российско-украинской войны, после рек крови, которые были пролиты и продолжают проливаться на Донбассе, оказалось, что за этот год Украина стала Западом - не в понимании популярных нынче концепций реалполитик и, конечно же, не в глазах "путинферштееров", но в категориях времен холодной войны.

Год назад сложно было бы себе представить, что мои коллеги, либералы из либералов (иногда даже излишне, как по мне), будут приглашены принять участие в комиссии по отбору кандидатов в патрульную службу; что фильм правозащитных инициатив о расстреле Майдана хотя бы теоретически может войти в так называемую официальную программу мероприятий администрации президента; что высшее руководство страны будет реагировать на посты в соцсетях - и не задержаниями; что в общественный совет при Службе безопасности Украины могут входить правозащитники. Да, пока это все довольно хлипко, иногда слишком поверхностно. Но надо понимать, что главное внимание и усилия общества сейчас направлены на войну.

Впрочем, тем из нас, кто ценит в Европе прежде всего уровень комфорта, мысль о том, что Украина стала Западом, покажется смешной. Да что уж там - над ней посмеются прежде всего сами европейцы, которые в большинстве своем пока что не оценили украинский порыв к свободе. Но, тем не менее, именно сюда, в Украину, бегут те из представителей постсоветских обществ, которые пытаются спастись от авторитарного режима, избежать ареста по политическим мотивам, проще говоря - остаться свободным человеком. Тут уже даже создают общественные организации для защиты таких людей. И вполне возможно, что в ближайшее время, даже учитывая непрекращающийся вооруженный конфликт и постепенное продвижение оккупации вглубь страны, именно Украина станет плацдармом для гражданского общества, для свободных людей со всего постсоветского пространства. Как в свое время таким плацдармом стали страны Восточной Европы и Балтии.

Да, стыдно. Перед Небесной сотней, в которую, кстати, вошли и активисты, убитые во время раскачки "Русской весны" на Донбассе. Стыдно перед теми, кто погиб на Донбассе. Перед теми, кто исчез и так и не нашелся в Крыму, или нашелся - но замертво. За предыдущий год в Украине действительно не произошло ничего хорошего. Но, вместе с тем, произошло главное - Украина стала Западом. В том самом классическом понимании. Правда, сам Запад стал сам на себя не похож.

В отличие от Бориса Немцова, я не считаю украинско-российскую войну "безумием". Более того, я всегда считала, что когда-нибудь эта война все-таки произойдет, хотя и не подозревала, что так скоро и что я вообще до этого дня доживу. Но, как мне кажется, я знаю, почему такой неожиданностью интервенция на юго-восток Украины стала для многих россиян, в том числе для многих либеральных и очень уважаемых людей.

Ключ к пониманию - в этом самом тексте Бориса Немцова. Точнее, в ужасно режущих слух "многовековой общей истории" и "братоубийственной войне".

Если мы и вправду против войны, то давайте отказываться от откровенно манипулятивных штампов: не было никакой "общей страны" и "общей истории". Была колонизация, были притеснения, голодоморы, репрессии, выжигание украинского языка каленым железом. Об общей тюрьме мне известно, а вот об "общей стране" - уж извините...

Так же, как никакого братства не существовало и не существует. украинско-российские отношения всегда были как минимум значительно более сложными. И наличие родственных связей между людьми с российскими и украинскими паспортами еще не делает Украину и Россию "братьями". Что же до "братоубийственной войны", то таковой является любая война, тем более не оборонительная, а захватническая.

Прошу вас понять меня правильно: я не придираюсь к словам. Но в данном случае вопрос терминологии мне кажется слишком значимым. Вот вам несколько примеров.

Если молчание большинства россиян в ответ на агрессию их страны и на идущие из Украины гробы еще можно списать на пропаганду, то как объяснить феномен поддержки так называемой Новороссии со стороны Стратегии-31? Речь ведь идет о сознательных гражданах, которые готовы защищать свои конституционные права и зрят в корень, а не в экран телевизора. Тогда откуда призыв "Будь патриотом - помоги Донбассу"? Что это, как не производное от иллюзии "братства"? Или как объяснить пронзительное признание одного из добровольцев "Новороссии", жителя Кургана (конечно, если это не фейк), о том как из "диванных" сторонников Майдана, поддерживающих борьбу украинцев с авторитарным клептократическим режимом, он удивительным образом, незаметно для себя самого превратился в добровольца в рядах "армии Юго-Востока"? Как мне кажется, это объяснимо той самой разрушительной и для Украины, и для России иллюзией "братства".

Пока мы не откажемся от этой иллюзии, война не прекратится. Потому что не придет понимание того, почему эта война является закономерностью. Да, кровавой. Да, ужасной. Но - закономерностью.

Украине братство не нужно. Как раз от "братства" Украина сейчас и обороняется: роет окопы всем миром под Мариуполем и Запорожьем, отправляет мальчишек на передовую под "грады", собирает на бронежилеты и каски по 5 гривен. Нам нужны цивилизованные отношения, основанные не на "братстве", а на международном праве. Такие, какие нам удалось выстроить, к примеру, с Польшей, хотя поводов для взаимных претензий хватало. Как и почвы для рассказов о "братстве".

Потому не надо себя обманывать. Это не "война Путина", как хочется думать Борису Немцову и, наверное, многим другим сочувствующими Украине россиянам. К сожалению, это и наша, и ваша война. И чем быстрее мы это примем, тем больше шансов ее остановить.

Бывшие спецназовцы, которые еще несколько месяцев назад использовали боевые патроны против восставших людей в Киеве, сегодня воюют бок о бок с теми самыми людьми на востоке Украины. В это время на Майдане его нынешние обитатели забрасывают коктейлями Молотова батальон «Киев 1», одно из добровольческих формирований, в сущности плоть от плоти Майдана.

За последние несколько дней уборка Майдана - тривиальное, казалось бы, событие - превратилась в драму и вызвала бурю эмоций в обществе и соцсетях.

Но давайте для начала определимся с понятиями.

Говоря о Майдане, скажем, в феврале, мы подразумевали несколько иное, чем говоря о Майдане сейчас, в августе. По крайней мере я и многие люди из моего окружения, для которых Майдан на Майдане окончился после побега Януковича, а после принял иную форму: главным образом переместился на восток страны, а частично сконцентрировался на противостоянии реакции. А что сама площадь? С февраля здесь произошло немногое. Ну разве что завели курятник.

Представление о том, что на данном этапе Майдан способен всерьез влиять хоть на что-то, – иллюзия. По крайней мере я не могу припомнить ни одного случая за последнее время, который бы эту влиятельность продемонстрировал. Потому не могу и разделить мнение тех, кто считает, что Майдан должен стоять.

А впрочем, пускай стоит. Дело ведь совсем не в аргументах вроде "Киев - столица европейского государства". Да любая европейская столица могла бы гордиться, будь она центром событий, разворачивавшихся в Киеве прошлой зимой. Только надо быть честным и признать: пока Майдан стоит, потихоньку поднимает голову Партия регионов, правда, с новым именем и несколько омоложенным лицом, но с теми самыми подходами, желанием подобрать восточноукраинский электорат и даже той самой аббревиатурой (ПРУ); парламентских выборов с открытыми списками нам не видать как своих ушей; многие важные законопроекты так и не были рассмотрены. И, к сожалению, ни одной из перечисленных проблем Майдан в его нынешнем состоянии противостоять не в силах. Потому его демонтаж мне кажется вполне логичным. А что касается бурных дискуссий, то к ним нам на Майдане не привыкать.

Правда, есть в истории со сворачиванием остатков революции и другая сторона. Она открывается при попытке понять причину цепкости людей в палатках.

После революции 2004 года проблем с тем, чтобы разойтись, у народа не возникло. Почему? Потому что был кредит доверия. Потому что тогда Майдан и его чаяния были персонифицированы. Сейчас же в упорном нежелании расходиться чувствуется прежде всего недоверие к власти любых мастей и на любых языках говорящей. Этим недоверием, собственно, были пропитаны и все революционные события - от первого дня до последнего. Живет и крепнет это недоверие и сейчас.

Некоторыми буквально овладел мистический страх. Как будто с демонтажем сцены исчезнут даже самые скромные завоевания Революции Достоинства. Как будто главное - чтоб Майдан стоял. Как будто в случае назревания новой протестной волны елки, катки и прочие ухищрения властей смогут кого-то остановить. Как будто важна сама площадь, а не принцип свободы мирных собраний и способность его отстоять.

Майдан - это до сих пор открытая душевная и психологическая рана. Столь болезненная реакция на попытки демонтировать символы революции - обиды, крики, драки - не случайна. И коктейли Молотова, и горящие покрышки, которые выглядят актом даже не агрессии и противостояния, а отчаяния. А иначе и быть не может - с таким-то количеством погибших людей на этом небольшом клочке земли в совершенно мирное время. И, как с любой открытой раной, нужна была деликатная, ювелирная работа. Но сработали преимущественно грубо. Без участия и сострадания.

О том, должен ли стоять Майдан, можно было бы дискутировать вечно. И даже посвятить этому делу еще один (или несколько) майданов. Но эта дискуссия покажется мелочной, стоит только переступить порог военного госпиталя в получасе ходьбы от центральной киевской площади. Там те, кто вернулся с настоящего Майдана.