Истерика в Государственной думе по поводу сепаратизма – это очередное звено в цепи, которую бешеный принтер накидывает на остатки свободы в России. Запреты множатся по самым разным поводам, и дело вовсе не в конкретных, якобы опасных для государства словах и рассуждениях, а в создании универсальной системы подавления свободы слова. Когда-нибудь депутатам и их хозяевам надоест сочинять по каждому случаю отдельную статью и они объединят все словопреступления в статью об антигосударственной деятельности. При Сталине это была статья 58 ("Контрреволюционные преступления"), при Брежневе и Андропове - статья 70 ("Антисоветская агитация и пропаганда"). Под них можно было подвести все что угодно. А пока общество приучают к диктатуре малыми дозами.

Впрочем, если смотреть на санкции статей, то дозы не такие уж и малые. 20 лет за сепаратизм – это больше, чем могут дать за убийство. Как ни дико это выглядит, а показывает, чего власть боится больше всего. Не скажу ничего нового: больше всего власть боится общественной самостоятельности. Боится, что могут обойтись без нее.

Сепаратизм-"лайт" – местное самоуправление. Но если люди научатся управляться со своими делами самостоятельно, что тогда делать вертикали власти? Поэтому реформа местного самоуправления успешно похоронена. Поэтому полномочия регионов урезаны до минимума. Поэтому максимум налогов в федеральный бюджет, а оттуда в регионы – дотации. Денег не жалко, важна зависимость.

К проблеме сепаратизма есть два подхода: человеческий и государственный. Человеческий зиждется на уважении к праву других людей устраивать свою жизнь по своим правилам и обычаям. Нам эти правила могут не нравиться, обычаи могут быть неприятны, но надо помнить, что такие же чувства могут испытывать к нам и другие люди. Если расхождения слишком велики, то лучше жить раздельно. Целее будем.

Государственный подход к сепаратизму основан на жажде власти. Приятнее управлять большой страной, распоряжаться большим бюджетом, строить великие планы и устраивать великие бедствия. Жить с размахом, по-крупному. Человек в этой системе неважен, он только винтик большого государственного механизма. И сообщество винтиков тоже не принимается во внимание.

Оба подхода имеют своих сторонников. Чаще всего сепаратизм рождается там, где жить в большой семье тяжело и тошно. Где правами отдельного человека легко пренебрегают. Поэтому в демократиях сепаратизм не столь развит и не так губителен. Хотя и не без эксцессов. Но гораздо сильнее сепаратизм в ослабленных империях и там, где существование в большой стране не сулит маленькому народу ничего хорошего. Примеров десятки, и обсуждать эту тему можно до бесконечности.

Но вот что интересно – реакция на сепаратизм "продвинутой" части общества. Меня в свое время неприятно поразила позиция "Мемориала" и большей части правозащитного сообщества, не только не поддержавших требование Чечни о суверенитете, но всячески уклонявшихся даже от обсуждения этой темы. Решили обсуждать не само попрание права на самоопределение, а только его гуманитарные последствия. Если лечить не причину болезни, а ее проявления, то врач всегда будет при деле.

О сепаратизме с тревогой пишут даже либеральные публицисты. Николай Сванидзе, например, называет сепаратизм "страшной угрозой". Что в сепаратизме страшного, никто не объясняет. Была относительно большая страна Чехословакия – стали две маленьких: Чехия и Словакия. Что страшного? Была большая Югославия – стало семь маленьких самостоятельных государств. Федеральным властям кисло, а людям хорошо, они теперь сами решают, как им жить. Настоящий ужас сепаратизма не в последствиях, а в болезненности процесса. Поэтому умный Гавел развел Чехию и Словакию мирно, а глупый Милошевич в борьбе с сепаратизмом утопил страну в крови.

Воспитанникам империй трудно понять, что в желании самостоятельной жизни нет ничего плохого. Они по старинке верят, что счастье и могущество государства в обширности территорий и количестве народу в нем. Они отстали от жизни на пару веков, и тут трудно что-либо сделать. Они даже не замечают, что рост числа государств – процесс непрерывный и закономерный. В 1900 году на планете насчитывалось 47 государств (цифры американского политолога Роберта Даля), к 1950-му – 75 государств, к 2000-му – уже 192, а сейчас – 258 (195 членов ООН, 19 непризнанных и остальные с неясным статусом). Из за отсутствия точных критериев государственности цифры могут незначительно варьировать, но тенденция понятна. Планета все та же, новых земель давно не открывают, а государств становится больше – и ничего страшного не происходит. Конечно, без проблем не обходится, но все они незначительны по сравнению с кровопролитными войнами за независимость.

Российская власть боится сепаратизма как огня. Ей нужна большая страна, в которой людям трудно друг с другом договориться. Спору нет, у большой страны есть свои преимущества, но ими надо уметь пользоваться. Нашим же жуликам и ворам большая страна нужна только потому, что из большого бюджета можно больше наворовать. Ну и заодно повесить на уши обывателю развесистую лапшу об имперском величии и славной истории завоеваний.