Вчера в Москве был открыт памятник Евгению Примакову, позавчера в Кембридже умер Владимир Буковский. Здесь одна Россия, там другая, вместе им не сойтись, и совпадение дат и событий, монумент к 90-летию на Смоленской при большом стечении официозной публики во главе с Путиным и печальная смерть в изгнании должны служить наглядной иллюстрацией этой мысли. Невозможно ведь сегодня даже вообразить гражданскую панихиду по Буковскому в Колонном зале, какой удостоен был бывший премьер-министр в июне 2015-го. Как невозможно представить в столице нашей Родины памятник инакомыслящему, высланному из страны под спецконвоем, разрушителю государства, врагу cоветской власти и российской власти. И чтобы на церемонии присутствовал президент РФ со всей его обслугой. Хоть через четыре года после кончины, как в случае Примакова, хоть вечность спустя.

Свежие новости из жизни российских элит, откликающихся на смерть изгнанника и увековечение памяти государственного деятеля, высказанную мысль вроде бы подкрепляют. У кремлевского пресс-секретаря и его шефа "нет никаких комментариев на этот счет", отвечает Песков на вопрос о Буковском. Напротив, спикеру Госдумы есть что сказать о Примакове и за Примакова, и он этой возможности не упускает. Открывается, что Евгений Максимович оставил завещание, которое наизусть цитирует спикер. "Будущее нашей страны с Путиным... в Путине спасение России и развитие России... наше преимущество - это президент Путин" - таковы основные тезисы загробной речи Примакова в изложении Володина.

Все ясно, не правда ли. Волна и камень. Два мира - два кумира. Да и зачем Буковскому Колонный зал, начальственные спичи и памятник в центре Москвы, хоть бы даже и на Маяковке, где он собирал юных шестидесятников. Владимира Константиновича, человека суждений резких и взглядов демократических, это могло бы покоробить.

Между тем странное сближение судеб матерого антисоветчика и экс-директора Службы внешней разведки оказывается не таким уж и странным, если присмотреться к ним внимательней. Оба были людьми независимыми, с той, конечно, громадной разницей, что коммунист фрондировал в рамках дозволенного, а диссидент выламывался из любых рамок. Впрочем, среди прорабов перестройки был замечен и член ЦК КПСС Примаков - ровно в те месяцы, когда Буковский создавал "Антикоммунистический интернационал", и последовательны были оба.

Кроме того, и тот и другой в разные годы помышляли о президентском кресле. И если выдвижение кембриджского правозащитника в 2007 году было скорее продиктовано желанием российских либералов громко и отчаянно заявить о себе, нежели серьезными надеждами победить или хоть зарегистрироваться в ЦИКе, то номенклатурный тяжеловес-академик в 1999-м рассматривался в качестве претендента, имевшего реальные шансы на успех. Так что для принуждения его к миру и согласию уйти в тень понадобилась довольно затратная пропагандистская спецоперация. В ходе которой впечатлительного, как выяснилось, Евгения Максимовича знаменитый телекиллер бил до того жестоко, что жалко его до сих пор, и до сих пор иным жертвам стокгольмского синдрома типа автора этих строк мнится, что президент РФ Примаков был бы гораздо лучше президента РФ Путина. Ну, а что касается атрибутов бессмертия, то открывал же Владимир Владимирович памятник Солженицыну в сквере на улице Солженицына, а это был некогда враг пострашней Буковского. Точнее, еще страшней.

Бывают странные сближения, и в совпадении дат и событий, связанных с именами вальяжного вельможи и несгибаемого политзека, чудится некая символика. Примаков олицетворял собой кремлевское византийство с человеческим все же лицом, мягкие дворцовые интриги, медленное развитие, государственный подход, разворот российского самолета на Восток, но и мирное сосуществование с Европой и Америкой, без гибридных холодных войн и прочих излишеств. Убеждал же он Путина, что надо, захватив Крым, побыстрее убираться с Донбасса. Чекист старой закваски, он одобрял подлость в политике, но - "в пределах нормы", как и положено патриоту застойного советского образца, осуждающему некоторые совсем уж беспредельные подлости нынешней эпохи. Буковский символизировал крутой разворот на Запад, к свободе почти безграничной, подкрепленной человеческим достоинством столь неколебимым, что его не сокрушить ни тюрьмой, ни лагерем, ни психушкой.

Главной бедой в жизни усопшего востоковеда стало унижение, которому его подвергли на телеэкране. Главная трагедия скончавшегося бунтаря-одиночки заключалась в том, что свободная Россия не услышала его призывов и отвергла его советы. Да, конечно, очень разные люди они были, Примаков и Буковский, но судьбы их все-таки рифмуются, и дело тут не только в принадлежности к одному поколению и к одной стране.

Это же вечное противоборство двух российских судеб, двух поприщ, двух революций в конце концов - номенклатурной и всенародной. Революция сверху хороша тем, что бескровна, но ведет, как показывает опыт, в тупик и к реставрации самых гнусных отечественных практик государственного террора. Ибо дарована с барского плеча и ничем не оплачена. Настоящая революция обыкновенно начинается с кровопролития, и можно, подобно Буковскому, настаивать лишь на акциях ненасильственного всеобщего гражданского неповиновения, как в Польше, но Россия - не Польша, здесь дела делаются по-другому, оттого и спор о целях и средствах по-прежнему не разрешен.

Осторожный реформатор Горбачев, которому присягал Примаков и которого презирал Буковский, потерпел поражение. Мятежник Ельцин, с которым сотрудничал и конфликтовал Примаков, на которого ставил и в котором разочаровался Буковский, тоже, как бы сказать, не выиграл. Все кончилось Путиным, и в диких панегириках изнемогающего от холуйства думского спикера отражается время. Ненавистное для диссидента, но и для ветерана тайных дипломатических войн малоприятное. Сколько бы памятников ему еще ни поставили и как бы ни расхваливали за то, что он, человек со вкусом и не лишенный понятий о чести, всей душой, понимаете ли, любил царя.

Однако царя не любили оба, каждый на свой лад, и здесь тоже можно обнаружить определенные черты сходства Примакова с Буковским. Евгений Максимович твердо знал, кому он перешел дорогу и зачем его поносил и топтал телекиллер. Владимиру Константиновичу плевать было, кто и что о нем плел, но Путин во второй раз отнял у него Родину, и этого он, наверное, не забывал до последнего часа. А дискуссии о путях, которые выберет грядущая Россия, продолжаются, и придворный опыт Примакова, и вселенский подвиг Буковского мы отныне учитываем в наших бесконечных спорах, и споры эти непримиримы, но бывают странные сближения.