Кажется, комсомольцы отстали от времени. Они заблудились и потерялись где-то в начале проклятых девяностых, если не в конце восьмидесятых годов ХХ века. Тогда еще можно было тревожиться о том, что "тема политических репрессий прошлого... приобрела у наших властей какую-то болезненную популярность". Теперь эти беды позади, и облыжные обвинения деятелей РКСМ(б) в адрес наших нынешних правителей граничат с клеветой на политический и общественный строй современной России.

Ну в самом деле. Музыка гимна давно уже снова советская, слова патриотические, и под этот бравурный аккомпанемент страна стахановскими темпами возвращается сегодня туда, где единомыслие является главной скрепой. Россия припадает к истокам, их много, и все солидарно вливаются в общий поток, образуя полноводную реку. По реке плывет топор, а по берегам гармонично располагаются эпохи и герои, никак не конфликтуя друг с другом. Царь Иван и жители городов, утопленных им в крови, тамерлан Сталин и узники ГУЛАГа, палач Серов и сосланные им народы, дорогой Леонид Ильич и классик Александр Исаевич - все востребованы, все хорошие, все сгодились. От князя Владимира до президента Владимира.

Это и есть новая национальная идея, в рамках которой не люди важны, их поступки и судьбы, но Россия, объявленная великой. С ее монархами, коммунистическими вождями и законно избранными гарантами конституционных свобод. Россия превыше всего, белые побратались с красными, и пусть коммунизм не в моде, но и тов. Зюганову нынче зарезервировано почетное место там, где нет дискуссий, и разных комсомольцев тоже не преследуют. Короче, эпоха на дворе небывалая, плюралистичная по сути, хотя и авторитарная по традиции. Просто это авторитаризм другого типа, однако надо ли комсомольцам подробно разбираться в сортах родимого авторитаризма, раздражаясь и капризно отбрасывая путинский? Стоит ли посмертно репрессировать знаменитого писателя, когда он вроде бы великолепнейшим образом вписывается в историю великой страны?

Теоретически их, наверное, можно понять, юных ленинцев. Да, Солженицын был убежденным антикоммунистом, что не сразу распознали в ЦК и в КГБ. Однако товарищи комсомольцы забывают про диалектику, о которой столько писано вождями и учителями, а можно объяснить на простом примере: был Якир героем, стал врагом народа. В своих отношениях с российской, отчасти и с советской властью Александр Исаевич проделал обратный путь. Автор "Письма вождям", он оказался сторонником имперских идей в части расширения государства Российского за счет сопредельных территорий, и в той прогремевшей статье, в которой хоронил коммунизм, предрек восстановление постсоветского контроля над разного рода антисоветскими анклавами. Возомнившими себя суверенными государствами.

И про Крым он там писал, и про Донбасс, и вообще про Новороссию, употребляя впопад это неведомое тогда слово, и промосковские бунты предсказывал, и референдумы. Мол, "только МЕСТНОЕ население может решать судьбу своей местности, своей области", и то же самое относилось к белорусам и к нашенской казахской земле. Увы, границы православного Коминтерна резко сузились после известной геополитической катастрофы, но надо же быть реалистами. Солженицын и был реалистом, прозревая и, вольно или невольно, провоцируя "антифашистские" войны на территориях бывшего СССР. В соответствии с его заветами и яростными антизападными речами последних лет и действует тов. Путин, поднимая Россию с колен.

Конечно, если зорким комсомольским взором всмотреться в происходящее, то нельзя не отметить некоторые противоречия между коммунистическими и фашистскими идеалами. Но так ли уж они принципиальны? Или молодежь под красными знаменами выступает против возвращения исконных российских, а также советских земель?

Не факт, что Солженицына надо было вешать, товарищи комсомольцы.

Поразительно складывается посмертная судьба Александра Исаевича. Тот человек в Кремле, которого писатель сравнивал со Столыпиным, благодарно помнит его и почитает, а загубивший "Литературку" главред безнаказанно клевещет на него в стилистике самой разнузданной советской пропаганды. Власть удостаивает классика великих почестей, и в школе его проходят, и 2018 год объявлен годом Солженицына, а брат его по музе и "новоросский" единомышленник Захар Прилепин называет "ГУЛАГ" собранием баек и призывает изъять книгу из школьной программы. Да ведь они, комсомольцы и литераторы, во многом с ним заединщики - и в отношении к перестройке, и к Ельцину, и аншлюс он бы наверняка приветствовал, и трактористов Донбасса. Но вот ранний Исаич внушает им такую неприязнь, что прямо повесить готовы - и вешают. "Потёмщики света не ищут", как он сам писал по другому поводу, и все им неймется, беспокойным сердцам.

Повинна в том, вероятно, все та же диалектика, но опять-таки вывернутая в прошлое. Дело в том, что ранний Солженицын, антикоммунист и гуманист, автор "Одного дня", "В круге первом" и "ГУЛАГа", настолько крут, что затмевает Солженицына-эмигранта, страстного проповедника грядущего путинизма, и Солженицына позднего, тайного и явного собеседника вождя. Тот великий Исаич, помимо прочего еще и настоящий художник, сильно повредил Исаичу государственно озабоченному, авторитарному, калечившему родной язык. Писатель до сих пор затмевает в умах патриотически мыслящих вечных коммунистов учителя жизни и мудрого собеседника мудрейшего Путина. В стране, где постепенно, но неуклонно уничтожается историческая память, и людоедам возносится хвала, и памятник Грозному навис над Орлом, и сталинобусы наползают на российские города, ранний Солженицын борется с ветхим и побеждает.

Тот Александр Исаевич, который еще не знал, как нам обустроить Россию, но воздвигал в своих лучших книгах мемориал расстрелянным и замученным, берет верх, и неравнодушных граждан колбасит от ненависти к нему. Что ж, это следует считать признанием. Он опять, вопреки всему, становится "отщепенцем" и возвращается к нам, чудом выживший в советской тюрьме писатель, чтобы средствами великой русской литературы обличить бесчеловечное зло, изобразив один счастливый день Ивана Денисовича. Он снова живой, и хочется его читать и перечитывать. Как раньше, когда он только начинал, и чуть позже, когда был тотально запрещен, и после, когда печатал в России все что хотел, стремительно от самого себя отставая.