статья И вот уже трещит Баррозу

Илья Мильштейн, 05.09.2014
Илья Мильштейн

Илья Мильштейн

Путинистика - она сродни пушкинистике, оттого новости, связанные с этой наукой, никогда не устаревают. Хотя, казалось бы, зачем четыре дня спустя возвращаться к скандалу, давно откомментированному и вытесненному другими, еще более неслыханными новостями. Тем не менее Максим Соколов считает необходимым поделиться с читателем своими мыслями на сей счет, и он прав. По целому ряду причин.

Во-первых, тема такая, животрепещущая. Все-таки не каждый день политический лидер сообщает своему собеседнику, что если захочет, то оккупирует столицу европейского государства в течение двух недель, а именно это Путин сказал Баррозу. Во-вторых, соблазнительно своими мастерскими словами пересказать скучноватые заявления официальных лиц, и колумнист не избегает соблазна. В-третьих, приятно поучаствовать в патриотическом хоре, клеймя главу Еврокомиссии, и публицист клеймит. В-четвертых и в-главных, соединить путинистику с пушкинистикой - это верх профессиональной карьеры в наши времена, и М.Ю. Соколов достигает верха. Нельзя не порадоваться за коллегу, и мы все радуемся.

В самом деле, так, с употреблением бессмертной пушкинской цитаты, применительно к пацанской лексике, Владимира Владимировича еще никто не защищал.

"С точки зрения языковой, - вступается за национального лидера лидер национально ориентированной журналистики, - угрозы-то как раз и не было, поскольку употребление условной конструкции как раз предполагает, что искомое событие не состоится. Когда Барон в "Скупом рыцаре" говорит: "Лишь захочу - воздвигнутся чертоги; // В великолепные мои сады// Сбегутся нимфы резвою толпою;// И музы дань свою мне принесут", - он никак не хочет сказать, что инвестиции в стройкомплекс, а равно в нимф и муз уже произведены. Напротив, "лишь захочу" означает, что, обладая потенциальной возможностью воздвигнуть чертоги, взять Киев в военном строю etc., говорящий, однако, в действительности этого не желает. Когда бы на самом деле желал, это давно было бы свершившимся фактом".

Красиво сказано, не правда ли? И Пушкин, и Путин - оба они прекрасны в этом абзаце. Что же касается автора, то он лучше всех.

Правда, тут возникает вот какой не чуждый пушкинистике вопрос: а спасет ли красота мир, который медленно, но верно движется к катастрофе? У бездны на краю, куда загнал человечество подзащитный М.Ю. Соколова, такого рода вопросы представляют интерес не только для литературоведов, но и для совсем неграмотных. И тут текст, опубликованный в центральной газете, начинает играть новыми гранями и вызывает желание уточнить некоторые тезисы.

Так, помощник президента Ушаков, а вслед за ним колумнист "Известий" упрекают Баррозу в болтливости, забвении норм дипломатического этикета и в том, что он вырвал цитату из контекста. Обвинения суровы, но едва ли полностью справедливы. И если поразмышлять о случившемся без гнева, пристрастия и пушкинских цитат, то понять можно и Баррозу.

Он не выбалтывал содержание беседы с Путиным репортерам газеты La Repubblica, но делился им со своими коллегами в ходе саммита Евросоюза, на что имел право. А уж как журналистам удалось выведать подробности встречи в Брюсселе - о том у нас сведений нет. Как и о том, кто сливает деликатнейшую порой информацию труженикам дома Габрелянова, где работает и М.Ю. Соколов. Кроме того, президент Путин со всеми его высказываниями, оговорками, мирными планами и прямыми угрозами давно уже является столь важным ньюсмейкером, что на вес золота буквально каждое его слово. А мы ведь не скупые рыцари. И если Владимир Владимирович, в шутку или с другими целями, сообщает главе Еврокомиссии, что способен за две недели взять Киев, то указанный Баррозу просто обязан точно пересказать эту блистательную фразу своим партнерам. А может, и всему миру обязан сообщить, учитывая обстановку в этом мире.

Он ведь не всегда врет, Владимир Путин, и далеко не каждую минуту шутит. Иногда он очень серьезен, изредка даже правдив, и поди угадай, когда, общаясь с ним, надо смеяться, а когда - верить. Говорил же он, что не собирается аннексировать Крым, потом уверял, что на территории полуострова нет российских войск, а позже выяснилось, что это он так пытался насмешить собеседников. Правда, Пушкин, говорят, тоже обманывал женщин, Бенкендорфа и даже царя, но ведь у него не было ядерного оружия. В чем, кстати, состоит коренное отличие пушкинистики от путинистики как науки.

В этом смысле иное звучание обретают и пушкинские стихи, которые так гармонично смотрятся в газете Арам Ашотыча на фоне всего остального. Да, Барону не нужны ни виллы на Французской Ривьере, ни футбольные клубы, ни яхты с крылатыми ракетами, ни высокооплачиваемые нимфы - ему хватает сундука, набитого сокровищами, над которыми он с превеликим удовольствием чахнет, и дерзких несбыточных мечтаний. Чего никак не скажешь о нашем законно избранном Кащее. Тому тесно и на одной седьмой, во всех дворцах и резиденциях, и в геополитической своей тоске он едва ли и Киевом удовлетворится. Широк подполковник КГБ, и некому пока сузить.

Вот такие, довольно безотрадные мысли посещают при чтении маленькой пушкинской трагедии, о которой нам напомнили на страницах центральной газеты. Не радует даже финал пьесы, который посреди нынешнего пира во время чумы неожиданно настраивает на оптимистический лад. Однако ненадолго. Радость ведь не в том, что злодей смертен, и беда не только в том, что он скуп и жесток, а в тех чужих богатствах, которые награбил. Спрашивается, что делать потом его наследникам и кто за все расплачиваться будет? Пушкин? Ужасный век, ужасные сердца!

Илья Мильштейн, 05.09.2014


в блоге Блоги

новость Новости по теме