Сергей Глазьев призвал бомбить Воронеж, то есть Украину, но это, конечно, не та новость, которой следует посвящать колонку. Ибо новость, как учат в школе юного журналиста, должна изумлять, удивлять или как минимум содержать информацию, а тут что ж? "Посмотрите динамику: если в декабре нацистов было две тысячи человек в Киеве, в феврале - 20 тысяч, в мае их уже 50 тысяч вместе с военнослужащими, в середине лета их будет 100 тысяч, в сентябре их будет 200 тысяч, к концу года они поставят под ружье 500 тысяч человек", - говорит Сергей Юрьевич и, натурально, требует "закрыть небо" и бомбить.

Это не новость, это вообще не журналистика, это нечто иное.

Скорее литература или кино, хотя и на документальной основе. Портрет героя, что ли, как нас учили в другой школе, общеобразовательной. Образ Онегина, образ Печорина, образ Наполеона, образ эсэсовца. Цельность этого образа, его правдивость и монолитность. И еще что-то такое вспоминается, из критических статей и книжек - о соответствии персонажа его речевым характеристикам и поступкам. О законах построения образа.

Вот это уже ближе. Ибо политические акции наших благодетелей и властителей дум давно уже не поддаются экспертному анализу. Зато средствами литературы, преимущественно фантастического плана, их можно если не постичь, то хотя бы обозначить. Это все люди, которые снимаются в каком-то небывалом документальном сериале, и, сами себе сценаристы и режиссеры, они зорко следят за тем, чтобы первоначальный образ развивался в нужную сторону, и только туда. Чтобы ни единой долькой не отступиться, как сказал один национал-предатель.

Взять хотя бы, не знаю, "депутата Мизулину", которую клеветнически настроенные граждане собираются проверить на вменяемость, и, кажется, уже не в первый раз. Повод вроде имеется, достаточно вспомнить такие слова, как "педофильское лобби", "оральный секс", "труповозка" и некоторые другие. На самом же деле указанная Мизулина честно и самоотверженно проживает жизнь драматического писателя-автобиографа, которого, как сказал Путин (или кто?) должно судить по законам, им самим над собою признанным. И если позавчера она приравнивала суррогатное материнство к ядерному оружию, то вчера просто обязана была предоставить зрителям образы детской порнографии, а завтра еще что-нибудь такое предъявит, иначе день прожит зря. А если она вдруг и невпопад выскажет что-нибудь разумное, то взыскательная публика изумится и чего доброго потребует назад деньги за билеты. А то и театр разнесет. Чего, мол, вы нам показывали все эти годы?!

Или вот "министр Мединский". В те дни, когда он чего-нибудь не запрещает, не борется с фальсификацией истории в угоду истории или не смеется над маловерами, утверждающими, будто он своровал свои диссертации, страна и ее культуртрегеры недоумевают: что это с ним? Зато когда ведомый им Минкульт в очередной раз лишает дотаций очередных русофобов или вот, как вчера, всевидящим оком своим ухватывает в кукольных спектаклях пропаганду гомосексуализма и площадную брань, какая движуха сразу начинается! Бойкот, всеобщее возмущение, всероссийский скандал, всесветный позор... Ну да, министр смертельно обижен на редакцию "Кольты" и на всю нашу недобитую интеллигенцию, сорвавшую ему венецианский триумф, - так ведь такой министр только так и должен обижаться. Срывая все и всяческие маски с кукольных персонажей и вспарывая подушки. Правда характера превыше всего.

Впрочем, и на этом фоне сюжет, связанный с бомбометанием, выделяется своей, как бы сказать, тонкостью и драматургическим изяществом. В январе нынешнего года Сергей Юрьевич дал интервью журналу с говорящим названием "Газпром", в котором порассказал много чего интересного, причем типично глазьевского. В частности, о том порассказал, как "американская миссия" в Киеве "получает загадочные сейфы, которые возят инкассаторские машины с самолетов. Эти сейфы идут по дипломатической линии и не подлежат досмотру". Потом бабло распределяется между фашистами, и в итоге киевские пункты обмена валюты завалены свежеотпечатанными банкнотами, "в то время как в Москве долларов нового образца нет".

Эти доллары в самолетах тогда многим запали в душу, и меня лично, помню, прямо оскорбила такая разборчивость "бендеровцев", соглашавшихся свергать Януковича только в обмен на свежеотпечатанную валюту. Будто обычная уже не годится к оплате. Но это был, как можно теперь догадаться, боковой сюжет. Законы жанра требуют того, чтобы тема авиации не повисала в воздухе, и потому Глазьев сегодня ее развивает, требуя поднять в воздух уже наши самолеты и нанести превентивные удары по позициям украинской армии, чтобы "не дать ей окрепнуть". И если бы он этого не сказал, а, напротив, призвал к миру и прекращению огня, то мы бы не только удивились, но и обеспокоились: что это с Глазьевым? Почему не призывает к отмене долларов, отчего не борется с украинским фашизмом и зачем жалеет людей? Может, он заболел?

Нет, он здоров, слава богу. Все они на свой лад здоровы: Рогозин, допустим, притаился в окопе, а Глазьев - тот поддерживает его с воздуха. Убедительная в целом картина, хотя воображение дорисовывает неожиданные детали: из окопов доносится лающая немецкая речь, а Глазьев сидит в "юнкерсе". В январе он информировал о скором американском "вторжении" на Украину и хрустящих баксах, которые вместе с патронами Обама выдавал желающим прямо во дворе посольства США в Киеве. Ныне прозревает бомбардировщики в небе над Донбассом и меньше чем на 50 тысяч убитых, похоже, не согласен, а то, говорит, их станет еще больше, и это совсем не новость - применительно к Глазьеву. Это образ, говорю вам, и здесь по школьным правилам требуется прилагательное, типа эпитета, но вы его подберете сами.