1973 год. Справа - Валентина Терешкова.

Этот анекдот следовало рассказывать так. Тоном торжественно-негодующим произнести зачин: "В то время как на полях Малой Земли решались судьбы Великой Отечественной...", - и, презрительно скривившись и выдержав паузу, закончить: "...некоторые предпочитали отсиживаться в окопах Сталинграда". Имелась в виду книга воспоминаний генсека "Малая Земля", в которой описывались его небывалые военные подвиги.

Вообще это было время анекдотов. Про магазины, боровшиеся за звание продовольственных, и про дорогого Леонида Ильича - веселого маразматика, рекордсмена-орденоносца и вечного юбиляра. Как он приветствует печальную вдову Надежду Константиновну: "...И мужа вашего помню, товарища Крупского". Как несчастный крокодил, сожравший Брежнева, "две недели срал орденами". Анекдотам не было конца. Добродушный бровеносец в потемках казался бессмертным.

Сегодня Леониду Ильичу исполняется ровно сто лет. Повод не только вспомнить анекдоты, но и поразмышлять о дорогом юбиляре и о стране, в которой он жил, правил и оставил по себе довольно противоречивые воспоминания.

Есть точка зрения, что это было время застоя и маразма. Имеется также версия, что это был золотой век для народов, населявших нерушимый Союз. Соединяя данные гипотезы, легко прийти к выводу, что застой и маразм - самое для нас завидное время и счастливое состояние. Время, когда мы, посмеиваясь над своими вождями и над собой, живем самой полноценной жизнью. Время, когда мы адекватны себе.

Клеветники скажут: это было время отката, несвободы, диссидентских процессов и психушек для инакомыслящих. Какая неправда! Дома, на кухне, в подмосковном лесу у каэспэшного костра можно было трендеть что душе угодно. А сколько книг в те годы прочитано! А как сладко было читать под подушкой всяческую крамолу! (Поди нынче проштудируй 30-томник Солженицына, а тогда прочли бы за ночь...) Да, на площадь с плакатами, клеймящими КПСС, выходить не стоило, но это же нам претило - кричать на площадях или декламировать Бродского на вступительных экзаменах в институт. Так вырабатывался абсолютный вкус: одни слова - для кухонь, другие для улиц. Эпоха учила нас разнообразию, которое мы называли двоемыслием.

Эти слова были синонимами.

Злые люди бросят с презрением: Брежнев был ничтожеством, загубившим страну. Снова ложь и антисоветская пропаганда. Лично дорогой Леонид Ильич хоть и не блистал умом, но как-то интуитивно, будучи всего лишь руководителем широкого профиля, то есть невеждой во всем, догадался, что в стране ничего нельзя менять - иначе рухнет его власть вместе с совком впридачу. Если не хочешь потрясений - надо бездействовать. То есть не проводить никаких реформ и цепко держать страну на длинном поводке, карая смутьянов. Единственно возможная борьба - за мир во всем мире. Особенно с Америкой, поскольку мы слабее. А во всех прочих делах нужно следовать ироническому призыву поэта: "Нельзя в России никого будить!" Если бы Леонид Ильич читал стихи и вообще какие-нибудь книги, включая свои собственные, он бы всерьез воспринял эти строки.

Все, что потом назовут стагнацией и властью бездарной номенклатуры, было продиктовано Историей. Говоря попроще, Родина устала от крови и смрада революции, гражданской и мировых войн, от ужасов сталинского времени. Огражденная от империалистических хищников ракетно-ядерным щитом, большая страна методично копалась в своей утробе, добывая оттуда нефтедоллары, и медленно приходила в себя после всего того, что она учинила с собой в XX веке. Тогда еще не вошел в моду Столыпин с его неприятием великих потрясений во имя великой державы, но по сути вагон наш двигался по столыпинскому пути - минус реформы, конечно. Но реформы, как окончательно выяснилось спустя две пятилетки после смерти Брежнева, были гибельны для того государства, где жил и правил Леонид Ильич.

Никакого социализма с человеческим лицом не существовало в природе - это при Горбачеве мы узнали со всей достоверностью. Хуже того: даже капитализма с человеческим лицом нам по разнарядке не полагалось, а только вот этот, с лицом сильно пьющего Дедушки или со змеиным взором Дзюдоиста. Оттого такая тоска по брежневщине фиксируется у нас во всех опросах. Это тоска по бездействию, по химере, в которую никто не верил, но свыкся и прикипел душой, по уморительным анекдотам, по уверенности в завтрашнем дне. Кто ж мог знать, что это дно окажется бездонным. Что государство, не производящее ничего кроме страха, сырья и "калашей", обязательно рухнет. Хоть реформируй его, хоть не реформируй.

Страна была обречена, но перед смертью ей были подарены почти два десятилетия относительно сытой, спокойной, безнадежно стабильной жизни. Мы жили в остановившемся времени в полусонной стране, не желавшей думать о своем неизбежном банкротстве. Жили долго, бесконечно долго, пока в один хмурый ноябрьский день не зазвучала из всех динамиков классическая музыка и диктор скорбным голосом не возвестил о кончине Леонида Ильича. И таинственный грохот над гробом верного ленинца, который могильщики едва не уронили в разверстую яму, прозвучал как выстрел, и страна содрогнулась, словно разглядев свое будущее.