Jura scripta vigilantibus sunt – "Законы написаны для бодрствующих". Так гласит один из принципов римского права, означающий, что если мы не настаиваем на своем праве, то у закона нет оснований помогать нам.

Проект поправок к Уголовно-процессуальному кодексу, внесенный на прошлой неделе в Думу единоросом Александром Ремезковым, пока не получил достаточно полной оценки. Сообщения о нем выдержаны в ироническом ключе: мол, Дума озаботилась поисками объективной истины. Основания для иронии авторы этих сообщения усмотрели в заголовке законопроекта – он называется "О внесении изменений в УПК РФ в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу". Между тем, если поправки Ремезкова будут приняты, они серьезно деформируют всю структуру судебного процесса, подменив состязательность субъективизмом и произволом.

Главное, что бросается в глаза при чтении пояснительной записки к проекту, - это вызывающе агрессивная фраза:

Закрепленная в статье 14 УПК РФ юридическая фикция презумпции невиновности, предполагающая толкование неустранимых сомнений в пользу обвиняемого, может быть применена лишь в случае невозможности достижения по делу объективной истины и только после принятия исчерпывающих мер к ее отысканию.

"Отменяет ли проект презумпцию невиновности?" – задает вопрос Екатерина Шульман в "Ведомостях". И отвечает: "Нет, не отменяет, хотя фраза (та самая, которую мы только что процитировали) звучит столь же невнятно, сколь и зловеще". На мой взгляд, звучит она абсолютно внятно. Действительно, проект Ремезкова не вносит изменений в статью 14 и не отменяет ее – он объезжает ее на кривой кобыле. Смысл его ровно тот же, что и в изречении управдома из "Бриллиантовой руки": "Я считаю, что человеку нужно верить только в самом крайнем случае". Не говоря уже о том, что фраза эта юридически безграмотна, потому что на языке юриспруденции презумпция и фикция – диаметрально противоположные понятия.

Г-жа Шульман справедливо отмечает, что пояснительная записка Ремезкова чуть ли не под копирку списана из блога председателя Следственного комитета Александра Бастрыкина – его и следует считать фактическим инициатором законопроекта. По ее мнению, "идея нового законопроекта состоит в том, чтобы дать судьям способ прикрыть недоработки следствия, не компрометируя следователя".

Позволю себе не согласиться. Замысел Бастрыкина куда опаснее. И в его блоге, и в пояснительной записке заметно отвращение к принципу состязательности судебного процесса. Ремезков пишет:

Также не способствует установлению истины и реализованная в законе модель состязательности. Она тяготеет к чуждой традиционному российскому уголовному процессу англо-американской доктрине так называемой чистой состязательности... Основное назначение суда сведено к созданию условий для реализации сторонами их прав и законных интересов, а также к оценке представленных ими в судебном заседании позиций. Из них суд выбирает наиболее аргументированную и на основе ее правовой оценки выносит по делу итоговое решение.

На самом деле суд, считают Ремезков и Бастрыкин, должен заниматься установлением объективной истины. Председатель СК пускается по этому случаю в сомнительные философские рассуждения:

Идея же о невозможности достижения объективной истины относится к чуждому современной науке философскому течению, называемому агностицизмом. Крайнее проявление этого течения – скептицизм – основывается на отрицании всякого смысла в познании вследствие невозможности истинного знания.

По мнению г-на Бастрыкина, результатом судебного разбирательства должно стать единство противоположностей:

В основу правового принципа состязательности положен универсальный диалектический закон единства и борьбы противоположностей, который одновременно является и методом объективного познания. Именно логическое столкновение двух контртезисов (обвинительного и оправдательного) в состязательном процессе выступает в качестве движущей силы его развития. Борьба взаимоисключающих позиций сторон приводит к их диалектическому единству, которое выражается в итоговом решении по делу.

Это явная подмена цели судебного следствия. Она заключается отнюдь не в установлении "объективной истины", а исключительно в установлении меры вины подсудимого и только.

Вспоминается громкое дело из американской судебной практики. 25-летняя Кейси Энтони, обвинявшаяся в преднамеренном убийстве своей дочери, была в июле 2011 года оправдана, хотя сумма косвенных улик, казалось, однозначно указывала на ее вину. Американцы тогда бурно возмущались вердиктом присяжных и говорили, что их судебная система обнаружила свою несостоятельность. Главным их аргументом был оставшийся без ответа вопрос: кто же тогда убил девочку?

Авторитетнейший эксперт, адвокат Алан Дершовиц, выигравший в суде 12 из 15 дел об убийстве, ответил им так: "Необходимо помнить, что суд присяжных по делам об убийстве – не детектив, в котором есть ответ, кто убийца. Его цель не в том, чтобы добиться справедливости в отношении жертвы. И даже не в том, чтобы узнать правду. Его цель заключается в том, чтобы установить, доказаны ли предъявленные обвинения вне всяких разумных сомнений".

"Откровенно говоря, меня шокировало ваше заявление, - сказал на это ведущий ток-шоу CNN Пирс Морган. - Если система правосудия не основана на истине и справедливости, тогда что же это за система?"

И Дершовиц невозмутимо молвил: "Если вам нужна истина, обратитесь к ученым. Если вам нужна справедливость, обратитесь к философам. Если вам нужна справедливость, не прибегайте к системе уголовного правосудия. Она этим не занимается. Ее задача не в том, чтобы достигнуть справедливого результата. Ее задача в том, чтобы достигнуть юридически корректного результата. Если вы на 60 процентов уверены, что обвиняемый виновен, вы должны оправдать его. Если вы считаете, что он, вероятно, совершил преступление, вы должны оправдать его. Если вы считаете, что он почти наверняка преступник, вы должны оправдать его".

Это и есть презумпция невиновности. В советском уголовном праве она отсутствовала, считалась "буржуазным извращением" правосудия. Когда в 1968 году в только что изданном "Курсе советского уголовного процесса" выдающегося правоведа Михаила Строговича обнаружился раздел под названием "Презумпция невиновности", тираж книги был мгновенно арестован и раздел удален из каждого экземпляра. В советской судебной системе господствовала именно доктрина объективной истины. В данном случае Бастрыкин и Ремезков оставляют нам декорацию в виде статьи 49 Конституции и статьи 14 УПК, но не оставляют возможности пользоваться этими статьями.

Суд не может и не должен искать истинного виновника преступления. Если вина обвиняемого не доказана вне всякого разумного сомнения, дело должно быть закрыто и списано в архив. Для поисков преступника органы предварительного следствия должны возбуждать новое дело, а не доследовать старое, подправляя "косяки" прежнего следователя.

И не надо тут разводить глубокую философию на мелких местах, как это делает Бастрыкин, который утверждает, что состязательный процесс (классический, а не тот, который существует в его воображении) "чреват торжеством ловкого, но не правого, торжеством силы, но не истины".

Да, в речах знаменитых русских адвокатов, которыми так любит восхищаться либеральная общественность, сколько угодно демагогии и дешевых театральных приемов, рассчитанных на присяжных. Приемы эти блестяще описаны Достоевским, у которого в "Карамазовых" человек из публики, выслушав речь защитника, говорит: "Господа, положим, красноречие. Но ведь нельзя же и отцам ломать головы безменами". Однако и сам Достоевский, у которого сжалось сердце от жалости на процессе Катерины Корниловой, добился от суда оправдания молодой женщины, заведомо виновной в убийстве падчерицы, уповая именно на жалость присяжных. И очень гордился этой своей победой.

Уж лучше адвокаты-краснобаи, чем угрюмые, косноязычные и наглые в своей убийственной самоуверенности прокуроры. Они просто не в состоянии состязаться с адвокатами в красноречии и логике, вот и жаждут вернуться к испытанному "институту объективной истины".