За все время суда мы не узнали практически ничего, что не было бы известно из утечек в СМИ задолго до него. И вот - прения сторон.

Ключевая фраза прокурора Марии Семененко прозвучала уже в самом начале ее выступления. Чтобы понять ее смысл, надо вспомнить, что подсудимые отказались от признательных показаний, данных практически сразу после задержания. На суде же они постоянно подчеркивали, что все обвинение строится на этих показаниях, но продиктованы они были следователями, сломавшими арестованных пытками и манипуляциями.

Главный же тезис прокурора заключался в том, что признательные показания подсудимых ни на что не повлияли. По ее словам, следователи к моменту ареста уже знали все то, что сообщили Дадаев и Анзор Губашев. Они лишь подтвердили версию следствия. Эта конструкция прокурора - блестящий пример того, как один и тот же факт может быть интерпретирован противоположными способами.

Говоря это, прокурор фактически согласилась, что базовая версия обвинения почти полностью совпадает с этими признательными показаниями. Но это может означать и обратное: если обвиняемые сказали не больше того, что знали (или предполагали) следователи, то именно следствие было источником этих показаний. И вот тут важны расхождения между сказанным сразу после ареста и тем, что обвинению стало известно позднее или что оно позднее решило озвучивать.

1. Дадаев (он признался первым 7 марта) сказал, что машину ЗАЗ (на которой следили и бежали с места преступления) "пригнал под окна их дома Русик Мухудинов вместе с лежащим в ней пистолетом". Чуть позже Анзор Губашев - что машину купил он сам. И только 25 марта продавец автосалона Трапезин (и то - на втором допросе, на первом он почти ничего не помнил о покупателе) назвал имя "Заур" и якобы узнал Дадаева на видео в новостях, где тот произносил "Я люблю пророка Мухаммада". Но эта запись была показана по телевизору еще 8 марта, даже до первых показаний Трапезина. С чего бы ему сразу не рассказать об этом? Так или иначе, только после этого в версии следствия окончательно утвердился покупатель машины - Дадаев.

2. В первых показаниях Дадаев говорит о мотиве и моменте возникновения замысла убийства: после 7 января 2015-го, в результате публикаций карикатур "Шарли Эбдо", которые Немцов якобы поддержал. Потом было получено указание ограничиться мотивом "убийства по найму". Мотив же самого этого найма остался в суде неисследованным (чтобы, не дай бог, не прозвучало хоть что-то о политике!). Даже когда присяжным все же решили показать найденный в телефоне Эскерханова ролик, где Немцов называет Путина "е..ым", судья категорически запретил включать звук. Осталось просто: "у Эскерханова найден ролик с Немцовым, который что-то говорит". К тому же информацию о парковках ЗАЗ в районе дома Немцова (где машина парковалась еще задолго до 7 января) следствие получило в середине марта, уже после признаний. И начало слежки (соответственно, и замысел убийства) было отодвинуто в конечной версии на осень 2014-го. Но ни реальный мотив, ни начало подготовки к убийству так и не были прояснены.

3. Дадаев говорит в признаниях, что вернулся после убийства в квартиру дома Веерная,3, где он, судя по всему, и жил постоянно. Поначалу следствие работало с видеозаписью подъездной камеры наблюдения этого дома (свидетель Исоева по ней опознает отдельных фигурантов). Но тут выясняется, что, по судя по ней, у Дадаева алиби: он не выходил из дому во время убийства. Следствие прерывает разбор этой записи на ее середине. Принимается решение вообще устранить это видео из дела, признав его недопустимым доказательством. Благо есть повод - отсутствие тайм-кода на записи и некоторые технические огрехи. Поэтому в финальной речи прокурора Дадаев уже возвращается не на Веерную,3, а на Веерную,46 - в квартиру Руслана Геремеева. Да и остальные участники убийства (Анзор Губашев и Шаванов), по ее словам, приезжают туда же. Хотя на видеозаписях с Веерной,46 их, хоть убей, не видно.

Кстати, Дадаев действительно приходит на Веерную,46 в 00:48 ночи. Но не с места убийства, а с Веерной,3, откуда он вышел за несколько минут до того. Это выброшенное судом в мусорную корзину видео вообще лишило дело массы интересных сведений. Например, кучи разных людей, приходивших туда в день и ночь убийства (Руслан и Артур Геремеевы, некий Джабраил, Тазабаев, Ватсаев и, возможно, кто-то еще). Может быть, это также было причиной устранения вещдока?


Кадры камеры наблюдения с Веерной,3

Это лишь самые крупные поправки, внесенные в окончательное обвинение относительно первых показаний. Действительно, в первые дни следователи еще не знали всех этих нюансов.


Видимо, обвинение опасалось, что эта игра в переворачивание смыслов может обернуться против них. И решило найти хоть одну деталь из сообщенного Дадаевым, которой следователи не знали. Этой "новостью", по словам Семененко, стало известие... что выстрелов было шесть! Не важно, что на месте преступления сразу найдено шесть гильз, ведь "следствие не было уверено, а вот Дадаев - сказал!".

На самом деле в речи прокурора была масса интересного: и много реальных фактов, и совершенно новые для этого дела оригинальные конструкции. Я остановился на первой же фразе потому, что она лучше всего иллюстрирует вывод, сделанный мной в результате многомесячного марафона выслушивания и изучения материалов этого дела. Я уверен, что оно формировалось по схеме, ставшей, к сожалению, привычной для нашего "правосудия".

В результате везения или усилий следователей находится след, задержаны первые подозреваемые. От них любым путем получают признательные показания. А дальше то ли всплывают нежелательные фигуранты, то ли становится лень, а скорее - и то и другое. И все оставшееся время коллективными усилиями все причастные органы стараются максимально упростить и выхолостить картину преступления. Втиснуть уже имеющихся фигурантов в запутанную сложную реальность. А если оно не втискивается, решают вопрос силовыми методами: запрещают, отказыватют, манипулируют и фальсифицируют.

Еще одна важная особенность подобных дел: показания свидетелей ценятся гораздо выше, чем бесстрастные вещдоки или документы. Эти материалы даже не удосуживаются выкинуть из дела, и они вопиют: все было не так или не совсем так. Но обвинению не важно - все равно прокатит. Дело об убийстве Бориса Немцова по сути держится на показаниях трех свидетелей: продавца Трапезина, уборщицы Исоевой и свидетеля убийства Молодых. Все они дали показания в пользу обвинения далеко не сразу: о Трапезине я уже сказал, Исоева начала опознавать фигурантов в июне 2015-го, а Молодых внезапно узнал "Дадаева" только в суде.


Повторю в сотый раз: это не означает, что никто из сидящих на скамье подсудимых не причастен к убийству. Это лишь иллюстрирует методы осуществления правосудия. А эта проблема мне кажется гораздо важнее того, сядет ли в тюрьму конкретный преступник. Этим бы надо было заканчивать. И тем не менее - продолжение следует. О том, как, по словам прокурора Семененко, следователи вышли на след и как она доказала вину отдельных подсудимых.