В Псков ехала в душном плацкартном вагоне, всю ночь слушая душные разговоры соседей о том, как было хорошо при советах, хоть ничего не было, но все можно было достать, если постараться, как республики отделились в надежде, что их возьмет к себе Америка, а она им дулю показала; узнала, что слово «демократия» в переводе с латинского (?) означает «разрушение», что москвичи наконец заговорили (неужели о протестах?), а раньше спросишь дорогу, все молчат (вот о чем!), что зря их семья уехала из Узбекистана, потому что там народ отличный, а здесь плохой. Жалобы, ворчание, тоска по бесплатной похлебке. Пронзило то, как спящий вагон напоминал лагерный барак с нарами и, словно заключенный, стала торопить время: скорее, скорее, в Псков, к отцу Павлу, на свежий воздух.

На могилу отца Павла Адельгейма пришла рано утром за день до сороковин, когда кладбище было еще пустым. Увидела его сияющий теплый взгляд с креста, и прорвались все слезы, что сдерживала в себе, и казалось мне, что реву я у него на груди, а он меня еще и утешает. Стоять не могу, сижу на корточках и плачу.

Вдруг слышу голос:
- Анна?
- Елена.
- Жена Ивана?
- Нет, я не родственница.
  - Отец Павел говорил, что мы все родственники. 

Поднимаю заплаканные глаза от могилы и вижу странную женщину с большими глубокими глазами, будто почерневшими от горя. Она кланяется мне и уходит.

Много цветов, свечи и венки: от псковской думы, общества "Мемориал", сотрудников СИЗО 1 и какого-то предприятия. Ни одного от церкви.

Перебираю цветы в банках и вижу нападавшие листья. Надо бы подмести. В храме Жен Мироносиц, где отец Павел служил более двадцати лет, «за ящиком» дама совсем не церковного вида. Она занята: выгоняет маленькую девочку, забежавшую на перемене из православной регентской школы (которую открывал отец Павел, а отнимал у прихода митрополит Евсевий). Знакомая картина. В бытность мою в воскресной школе дети жаловались, что уборщица выгоняла их матом из храма.

- Здравствуйте. А "не мешайте детям приходить ко Мне"?
- Не бегать же здесь! - возмутилась продавщица.
- Веник дайте, пожалуйста, на могиле отца Павла подмету. 
- Нечего там подметать. Я утром шла, все было чисто. Нет у нас веника. 
- А книги отца Павла есть?
- Нет. У матушки спросите. 
- Все с вами ясно. 

Я вернулась к могиле. Навстречу шел высокий серьезный мужчина, будто выточенный болью.

- Вы Волкова?
- Да. 
- Яковлев. Поедем к матушке Вере. 

И мы поехали в дом отца Павла, где в дверях меня обняла его дочь Маша со словами "Лена! Я вас узнала! Вы до вечера останетесь?"

За большим столом, тем самым, где произошла трагедия, сидели матушка Вера, сын Иван, Наталья Горбаневская (у нее был творческий вечер в Пскове) и Лев Шлосберг. Матушка меня обняла, и от нее шло такое тепло! Всех за этим столом окружала простая свободная любовь, речь текла свободно, каждый хотел что-то сказать очень важное, и казалось, что все мы давно знали друг друга и долгие годы ждали этой встречи. Все хотели как-то облегчить боль матушки Веры, поддержать ее. У них там Христос. Это другой мир и необыкновенные люди. Живут в этом доме ВЕРА и МАРИЯ. Живут в большом горе, а свет от них такой, что все свои беды забываешь и радуешься в слезах.

Я не могла оторвать глаз от Маши. Она неотмирная, пришелица от Бога, посланная отцу Павлу как поддержка, утешение. Как Божий человек. Она обнимет, и душа поет; она укоряет «Вы же обещали до вечера!», и чувствуешь себя такой виноватой, будто от ангела уходишь. А она бежит до калитки и кричит вслед: «Приходите!». Милая Маша! Да я бы палатку разбила во дворе дома и спала бы в обнимку с вашими ласковыми собаками, белой и черной, Белкой и Аргоном (который явно пришел к отцу Павлу из фильмов Тарковского, точно оттуда).

На сороковой день 13 сентября с раннего утра в дом отца Павла шли люди. В восемь на месте убийства началась заупокойная служба, которую затем Виктор Яковлев назовет литургией «на крови». Волновались, будут ли певчие. Конечно, были. Рядом со мной пел молитвенный бас. Не просто пел, а молился. С ним сначала пели две женщины, а потом вдруг я сама запела (и никто не сказал "Женщина, вы слышите, что поете?"), и люди стали петь один за другим. Получилось как в ранней церкви, где пели все.

Только коробило слух поминание имен гонителей – Евсевия и Кирилла, да еще в качестве господина, отца и владыки. Без них бы в таком месте. Без них.

Затем была панихида у могилы отца Павла на Мироносицком кладбище, которая началась в 11:00. Повторяя привычные слова молитв за упокой души, я вдруг поняла, что лгу сама себе, потому что душа молится не об отце Павле, а ему самому как святому. Как можно молиться о нем? Он бы о нас помолился. Священномучениче Павле, моли Бога о нас...

Убили святого, а в его церкви не нашлось ни храма, ни большого зала, ни трапезной, куда бы могли прийти его прихожане и люди, приехавшие из разных городов. У каждого из которых своя история отношений с отцом Павлом, своя благодарность, своя боль, которой они хотят поделиться с другими. Одна женщина рассказала мне, как батюшка спас ее в советское время от тюрьмы, когда ее хотели посадить за оскорбление партийного чинуши. Отец Павел пришел тогда на судебное заседание в рясе и выступил в ее защиту. Другая представилась как бывшая коммунистка: «Мы с мужем в партии были, потом в храм пришли. Все как положено(!). Я только отцу Павлу и верила, со всеми проблемами к нему шла. Как мы теперь без него? Другого такого нет»

Разные люди, разные встречи. Небольшая псковская галерея, где была развернута замечательная фотовыставка памяти отца Павла и куда люди пришли после панихиды, смогла вместить немногих.

Прозвучала тема, которую развивают со дня убийства: что мы должны радоваться, что отец Павел, подобно Христу, принял насильственную смерть, что он сам считал смерть в постели «буржуазной», что скорбим мы по нему лишь по своей греховной немощи, а были подуховнее – радовались бы.

Я с этим не согласилась. В Нагорной проповеди Христос говорит о ТЕХ, КТО ГОНИМ: «Блаженны (то есть счастливы. - Е.В.) изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить ВАС и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас». И всякий, кто даже немного постоял за правду и вызвал тем самым гнев, преследование, поношение или даже насилие, знает, сколь радостно стоять за правду, какое счастье посылается Богом за любое противостояние лжи, несправедливости и ненависти. Тем более эту радость знал такой великан, как отец Павел, вставший один против бюрократического церковного катка с текстом Евангелия и решениями церковных соборов в руках. Противопоставив жестокой власти лишь слово и любовь, к Богу и человеку. И радость его правды, веры и любви мы все чувствовали. Он светился этой тихой мягкой радостью.

Гонимый может чувствовать радость стояния в правде. Но можно ли радоваться, глядя на то, как преследуют твоего близкого человека, любого человека, а тем более – святого человека? Как издеваются над ним? Разрушают дело его жизни? Изгоняют из храма? Отрывают от больных детей, доверившихся ему? Святого называют сатанистом? Организуют одно за другим покушения на его жизнь и в конце концов убивают! А ты, если достаточно духовный, должен стоять в стороне и радоваться? А у креста Иоанн и Марии радовались? Или плакали?

Мы довели страну и церковь до того, что сажают и убивают лучших из нас, и должны этому радоваться? Нет, может быть только боль и скорбь. И чувство вины перед отцом Павлом. У него были тысячи почитателей и духовных чад по всей стране, огромный библиотечный зал в центре Москвы каждый год слушал его доклады. Если бы все приехали в Писковичи, когда отца Павла выгоняли оттуда, мы бы отстояли и приход, и приют для больных детей. Но мы не приехали. Как не приехали в Псков, когда его снимали с должности настоятеля храма Жен Мироносоц и отнимали школу. А потому его слова «В церкви я никому не нужен» - это укор и нам. Он ведь часто был одиноким воином в диком поле «архиерейского беспредела» (его выражение). Единственный, кстати, из служащих иереев еще в марте 2012 года поднял голос в защиту Pussy Riot, услышав в панк-молебне глас народа и Божье провидение, а преследование девушек сравнив с гонениями на Христа. Не просто заступился из милосердия, как представляли в СМИ, а увидел в них защитников той самой ПРАВДЫ. Чем тогда вдохновил меня на Pussy Riot School.

Боль и скорбь вырастают из любви. Пусть будет больше этой скорбной деятельной любви, которую я видела в глазах верного помощника отца Павла, председателя приходского совета (1989-2010) Виктора Яковлева, который написал пронзительные статьи о батюшке, и его жены Нины, тех, кто собрался в доме и пришел на кладбище. Виктор Яковлев и Лев Шлосберг (депутат псковской думы и главный редактор «Псковской губернии»), Елена Ширяева, Алексей Семенов и многие другие посвятили отцу Павла потрясающий номер газеты и публикации к сороковому дню.

У деятельной скорби-любви впереди много дел. Бог одарил отца Павла многими дарами, которые начинаются с первой буквы его имени: пастырь, проповедник, подвижник, праведник, поэт, пророк, правовед, правозащитник, и... патриарх. Да. От нас ушел Патриарх Павел. Патриарх в настоящем библейском (не бюрократическом) смысле этого слова, каким был Авраам, ходивший перед Богом. Убит человек, которому было дано Божье откровение, которого Бог позвал на служение, открыл ему то, какой должна быть церковь, и дал мощь и мужество для защиты Божьего идеала. Только человек, которому был дан дар церковного предстоятеля, мог написать: «У меня была концепция Прихода как космоса, бытие которого сочетает триединое служение Богу: молитву, просвещение и милосердие. Молитву, по преимуществу, созидал круг суточных, седмичных и годовых богослужений. Просвещение осуществлялось в храме средствами икон, хора и проповеди. Внехрамовое общение продолжалось в форме «Библейских чтений». Просвещение в школе регентов – посредством обучения и воспитания школьников. Задачу милосердия выполнял приют для сирот-инвалидов. Служение Богу выполняли эти три направления приходской жизни… Такая концепция местной церкви, как мне казалось, выражает замысел Божий».

Хочу верить, что когда-нибудь этот замысел осуществится, а в Пскове появится Богословский институт имени Павла Адельгейма, где будет разрабатываться концепция обновленной церкви. И город прославится своим праведником. Псковским Патриархом Павлом.