Происходит ровно то, чего я опасался. Реформа структуры Следственного комитета, нацеленная на эффективное расследование преступлений, совершенных полицейскими, грозит стать очередным мыльным пузырем. Который лопнет, даже не успев как следует надуться.

Как сообщил источник «Коммерсанта» в СКР, спецотделы по расследованию преступлений, совершенных сотрудниками правоохранительных органов, не будут обеспечены даже минимумом необходимых кадров. А точнее - будут включать «до десяти опытных следователей» на федеральный округ (sic!). «Учитывая, — признается источник, - что, например, в прошлом году в СКР расследовали более 4,4 тысячи преступлений, совершенных правоохранителями, сил сотрудников спецотделов на все подобные преступления будет явно недостаточно. Поэтому в свое производство они будут принимать наиболее сложные и резонансные дела».

В итоге создается совершенно декоративная структура, заведомо неспособная решать возложенные на нее задачи.

Напомню вкратце суть проблемы. Существующая структура Следственного комитета в принципе не может проводить эффективного расследования пыток и других преступлений, совершенных полицейскими в отношении граждан. Следователи из Следственного комитета в 99 случаев из 100 расследуют «обычные», общеуголовные дела – убийства, изнасилования и т.д. И работают они при этом в тесной связке с местными полицейскими, которые осуществляют так называемое оперативное сопровождение: ищут очевидцев, выслеживают подозреваемых, доставляют свидетелей... Короче, работают вместе, по одним и тем же делам. Разумеется, в ходе этой работы завязываться товарищеские взаимоотношения, формируется некое «боевое братство». И тут неважно, к какому ведомству ты принадлежишь, — есть общее дело, практически один большой коллектив, где все друг друга знают. И когда следователю из СК вдруг приносят заявление на его коллегу из полиции, на того, с кем он вместе разыскивает и изобличает воров и убийц, объективное расследование невозможно по определению. Тем более что и руководитель местного следственного органа находится в постоянном рабочем контакте с местным начальником территориального отдела полиции (РУВД, ГОВД, теперь - ОП).

В результате преступления, совершаемые полицейскими в отношении граждан, как правило, не расследуются. Полицейские знают, что коллега из СК их прикроет, что им фактически гарантирована безнаказанность. А безнаказанность, как известно из криминологии, лучшая питательная среда для новых преступлений. И в самом деле — зачем утруждать себя дедукцией и индукцией, сидением в засаде, скрупулезным сбором улик, если можно без всякого риска «попрессовать» первого попавшегося - и он во всем сознается. И вот в дело раз за разом вступает универсальное орудие раскрытия преступлений — бутылка из-под шампанского или ее аналоги ("конвертики", "слоники", "звонки Путину" и т.п.)

Когда случился скандал с казанским ОП «Дальний», мы - группа профессиональных правозащитных организаций, специализирующихся на борьбе с пытками, - направили главе Следственного комитета Александру Бастрыкину свое предложение. Суть его была проста — создать в структуре СК специальное подразделение, которое занималось бы исключительно преступлениями, совершенными сотрудниками полиции. То есть, например, поступает от гражданина заявление, в котором он утверждает, что был избит полицейскими, — и материал автоматически направляется для проверки следователям этого отдела. Оперативное сопровождение таких дел осуществляет не полиция, а, например, ФСБ. То есть никаких служебных контактов у следователей с полицейскими не образуется, никаких общих дел они не расследуют, никакого «боевого братства» не возникает, и в принципе расследовать дело беспристрастно не мешает ничто.

Вся эта реформа не требовала значительных дополнительных расходов. Чисто структурные изменения: отобрать следователей из числа уже работающих в СК, создать из них отдел и подчинить по вертикали центральному аппарату — чтобы исключить давление на местных руководителей. Я убежден: такая схема сделала бы работу по расследованию пыток гораздо эффективней. И давняя задача превращения «ментуры» в настоящую полицию, защищающую граждан, начала бы осуществляться не только на бумаге и в головах прогрессивных генералов, а в самой что ни на есть жизни.

И — о радость! — Бастрыкин на это наше обращение неожиданно быстро откликнулся, и вскоре было объявлено о создании «спецотделов». В кои-то веки нам показалось, что государство услышало правозащитников и экспертов и готово плодотворно сотрудничать с ними во имя закона и порядка.

Не тут-то было!

Схема работы «спецотделов», изложенная источником Коммерсанта, превращает вновь созданное подразделение в совершенно бутафорскую организацию. Так как на весь, скажем, Приволжский федеральный округ(а это 14 областей и республик!) положено максимум десять следователей, то расследовать весь массив преступлений, совершенных полицейскими, они не смогут физически. Для сравнения — в течение прошлого года только в нашу организацию (Комитет против пыток) и только в Нижегородской области поступило 62 заявления о применении правоохранителями незаконного насилия. И вот для расследования всей этой массы дел г-н Бастрыкин собирается назначить 0,7 следователя! Поэтому руководство СК рассудило передавать в «спецотделы» не все дела о полицейском произволе, а только «резонансные» и «сложные».

То есть ни о каком автоматическом распределении материалов по признаку предполагаемого субъекта преступления речи не идет. Для того чтобы попасть на стол «спецследователю», дело должно обязательно включать какое-нибудь особое, леденящее кровь злодейство. Типа дела приснопамятного Евсюкова или казанских тружеников незатоваренной стеклотары. Только тогда оно получает шанс дойти до спецследователей, которые проведут полное, объективное и независимое расследование.

Между тем такие дела и сейчас эффективно расследуются без всяких спецотделов. Но если жертве после общения со стражами порядка все-таки посчастливилось остаться в живых — тут бедолаге рассчитывать, как и прежде, не на что. Заявление будет проверяться обычным следователем, у которого подозреваемый — боевой товарищ и коллега. С заведомо известным результатом. Недавно у нас в Нижнем в ходе проверки одного из таких заявлений жертва, придя в СК на допрос, обнаружила в кабинете следователя улыбающегося до ушей подозреваемого.

Что остается потерпевшему? Превращать свое дело в «резонансное», привлекая к себе дополнительное внимание СМИ. Например, проводить пикеты, пристыковываться к дверям прокуратуры, объявлять голодовки, топиться, вешаться и самосжигаться. При том отчаянии, которое испытывают многие жертвы, можно ожидать самых скандальных сценариев. Неужели этого добиваются власти?

А ведь возникновения «резонансных дел» можно было бы избежать вовсе, если бы СК своевременно и эффективно расследовал дела «обычные». Ведь до гибели человека от рук казанских полицейских-садистов потерпевшие уже неоднократно жаловались на зверства в ОП «Дальний», требовали возбудить уголовные дела. И всякий раз СК покрывал садистов, сообщая, что изложенные жертвой факты «не нашли подтверждения».

Но Следственный комитет, кажется, опять идет в поход по граблям. Боюсь только, что после очередного евсюкова жаловаться граждане уже никуда не пойдут. Начнутся самосуды, причем при массовой поддержке населения. Вера граждан в возможность отстоять свои права законными методами, и сейчас невысокая, продолжает снижаться. Наблюдая раз за разом неспособность и нежелание Следственного комитета и прокуратуры защитить их растоптанные права, люди все более утрачивают доверие не только к правоохранительным органам, но и к государству в целом. Я убежден, что именно эта «правоприменительная практика», ставшая нормой в нашей стране, является мощнейшим фактором роста эскапистских, экстремистских настроений, именно из-за этого в среде новых неформалов все более популярным становится старый лозунг «весь мир насилья мы разрушим до основанья...»