На самой акции 31 июля участников сидячей забастовки и людей, которые их поддерживали и стояли вокруг, никто не трогал. Через полтора-два часа люди встали и колонной пошли в сторону станции метро «Маяковская». Там были сотрудники полиции. Часть людей свернула в метро, другая часть пошла в сторону от центра. Кто-то шел к другому метро, а кто-то собирался пройти маршем по тротуару.

В этот момент, по всей видимости, и стали задерживать людей. Так как я каждый раз остаюсь после акций, чтобы оказывать людям помощь, если их задержат, мы с Ольгой Мазуровой пошли посмотреть, кого забирают, куда и как. Пройдя чуть дальше от входа в метро по Тверской, мы увидели две цепочки полиции - одна преградила нам путь дальше, а другая не давала свернуть в сторону метро. В этой оцеплении остались я, Ольга, три ее дочери, Людмила Николаевна Любомудрова. Мы не могли пройти ни вперед, ни назад. В итоге сели на землю и стали ждать пока что-нибудь прояснится.

Ничего не прояснилось, и через некоторое время (по всей видимости, была дана команда задерживать) на нас бросились сотрудники полиции и молча без объяснений задержали нас. Задержание было жесткое. Ольгу, которая сидела передо мной, дернули так, что мне показалось – руки из суставов выйдут. Ее увезла скорая, потом выяснилось, что у нее ушиб грудной клетки.

Я попытался за нее вступиться, но меня обступили четыре сотрудника полиции и поволокли в сторону автозаков, которые группой стояли возле тротуара Тверской. Все они были закрыты кроме одного дальнего. Когда мы к нему подошли, он вдруг тронулся. Сотрудники полиции бежали, несли меня и на ходу лупили кулаками, чтобы автозак остановился и открыл двери. Когда наконец автозак остановился, они с силой швырнули меня на ступеньки, и я почувствовал острую боль.

Боль была очень сильной, даже тошнота появилась. Я закричал, что у меня сломана рука, но они продолжали волоком втаскивать меня в этот автозак. Задержанные, которые уже находились внутри – там были Ярослав Никитенко и Семен Абрамович Зон-Зам, – тоже стали говорить полиции, что у меня сломана рука. Один из сотрудников наконец понял, что дело серьезное, усадил меня и вызвал скорую. Она приехала быстро – это была машина, дежурившая на Триумфальной. Врачи сделали мне укол, наложили временную шину и перевели в свою машину. В больнице после рентгена дежурный врач сказал, что перелом сложный и они меня госпитализируют.

Потом, когда выяснилось, что у меня еще диабет и операцию сделать очень затруднительно, решили неделю наблюдать, какие будут последствия, как будет вести себя рука. Сейчас у меня только временная гипсовая повязка, я ожидаю, что будет дальше.

Скорая, забрав меня, передала телефонограмму. В больницу ко мне приехал майор, который у меня взял первое объяснение. На следующий день пришли два человека из Тверского отделения, представились как «уголовный розыск». К сожалению, я не запомнил их имен, а записать нечем – сломана именно правая рука.

Они брали с меня объяснения, задавая очень странные вопросы: знаю ли я лично Немцова или Лимонова, какие у меня с ними отношения, будет ли Немцов в дальнейшем участвовать в этих акциях, есть кто-то, кто кто нас координирует и отдает нам указания, или люди сами приходят, откуда мы узнаем об акциях. И только в конце дошли до вопросов о том, что мной случилось.

Не знаю, кто это был на самом деле. Представились как угрозыск, что мне тоже удивительно – при чем они тут? Но лицо у одного сотрудника было знакомое, я этого человека видел не раз.

Мне помогает правозащитная ассоциация АГОРА. Мы будем сначала подавать гражданский иск. Еще мне звонили из ОНК и сообщили, что установлены лица, которые сломали мне руку. В то же время я знаю, что в официальных источниках пытаются переложить всю вину на меня: мол, применение силы со стороны сотрудников было оправдано.

Я знаю, что очень редко находят виновных сотрудников полиции. Поэтому, если конкретных людей не найдут, пусть отвечает ведомство. И я готов идти до Европейского суда по правам человека, если в нашей стране мы, как всегда, не найдем правды.