На процессе по делу Буданова снова выяснилось, что подсудимый действительно убил 18-летнюю Эльзу Кунгаеву. Во всяком случае, он сам признался в этом – вскоре после того как государственный обвинитель предложил провести еще одну, четвертую экспертизу психического состояния полковника. "Ни на какую экспертизу я больше не поеду", - заявил умученный психиатрами Буданов.

Убийцу можно понять. Суд, начавшийся как фарс, в течение бесконечно долгого времени проявляет похвальную верность объявленному жанру. Год за годом, за исключением краткого и строгого заседания Военной коллегии Верховного суда, длится эта бесконечная тягомотина в деле простом, даже примитивном. Год за годом, как заведенные, бьются судьи, прокуроры и адвокаты в заколдованном кругу, который всегда завершается в психушке. Год за годом власть, выносящая приговор своему верному солдату, никак не может понять, что же он такого наделал. То ли убил снайпершу, защищая Родину, то ли задушил ни в чем не виновную девушку в припадке безумия. То ли Буданов "подонок" и "бандит", как величал его три с лишним года назад начгенштаба Квашнин, то ли герой со слабыми нервами, то ли псих невменяемый. И как его карать и за что – сажать на полную катушку, выпускать и лечить или прикручивать к вечной койке?

Сажать нельзя – обидится армия. Выпускать нельзя – удивится Запад, оскорбятся чеченцы, включая самых верных и самого Кадырова, для которого брань по адресу полковника – важная часть предвыборного пиара. Хоть бы пропал он куда, этот Буданов, сгинул, помер. Пару недель назад, когда подсудимый, прокляв этот мир, начал голодовку, явилась надежда, что бесконечное дело кончится, наконец, естественным образом. Но полковник не сдержал обещания, после Поста снова стал принимать пищу. Впрочем, и смерть его тоже вряд ли стала бы выходом: получалось бы, что его уморила власть. Выхода нет. Тупик.

Смертельно устали все – председательствующие, обвинители, свидетели, защитники. Судя по сообщениям из зала суда, Буданов уже по-настоящему сходит с ума, выкрикивает брань или невнятно что-то бормочет. Что ж, мысль о том, что он тянет свой бесконечно долгий срок в СИЗО, в одиночку отдуваясь за всю армию, способна довести до сумасшествия. А уж следить за тем, как прихотливо меняются настроения следователей, прокуроров и судей в зависимости от политической конъюнктуры, – это просто свихнуться можно. Сперва арест накануне сессии ПАСЕ, где Россию собирались исключать с позором; потом 11 сентября и слухи о скорой амнистии в связи "с состоянием аффекта в момент преступления"; бесконечная пауза длиною почти в год и речь гособвинителя, призвавшего суд освободить полковника; внезапное вмешательство Устинова, уход доброго прокурора на пенсию – и снова СИЗО, и новая экспертиза; затем "Норд-Ост", экспертизу явно переправляют в Минздраве, и вот-вот распахнутся двери тюрьмы... а под Новый год – этот жуткий приговор с признанием невменяемости, который оставлял больного в обычной тюрьме до кассации, и страшный день в кассационном суде, и снова Ростовский суд. Тут уж в чем угодно сознаешься. Даже в том, что было.

"Ко мне человек зашел, от меня его вынесли. Значит, убил я", Так дословно Буданов рассказал о содеянном, создавая внезапный информационный повод и напоминая России о своем суде, о своей судьбе, о том, что он тоже человек и даже убийцу нельзя так долго мучить. Тем более превращать трагедию в глумливый фарс, не имеющий ни малейшего отношения ни к психиатрии, ни к юриспруденции. "Я убил", – кричит полковник и требует приговора. Любого, лишь бы кончилась эта пытка и пальцы Родины разомкнулись на его горле. Но политические резоны сильнее любого суда, и мы уже догадываемся, что вслед за нескорым еще решением будет кассация, а там опять громыхнет в Чечне или еще где-нибудь, а в декабре в свободной Ичкерии выборы. Полковника нельзя карать, полковника нельзя миловать. Убил? Ну и сиди.

Повторюсь, дело Буданова – очень простое. Ясное и очевидное всякому, кто в течение этих лет следит за процессом. Полковник и душил, и насиловал – про черенок лопаты пусть тот солдатик бабушке своей расскажет. И надругался, и пытался арестовать вышестоящее начальство, и виноватым себя, убийцу, искренне не считает до сих пор. И болен он той же болезнью, что и тысячи его сослуживцев, давно уж вернувшихся домой или в эти дни покрывающих себя немеркнущей славой, – таких же несчастных убийц, насильников, истязателей, палачей и жертв этой полоумной войны.