Комментарий

Наверное, это хорошо, что один из известнейших правозащитников успокаивает - мол, пожара нет. Не стоит, однако, забывать о том, что, председательствуя в Московской Хельсинкской группе, Людмила Алексеева состоит еще и в президентской Комиссии по правам человека, благодаря чему - как сама признает - по-прежнему вхожа в Кремль и "менее уязвима", чем другие правозащитники. Можно, конечно, вспомнить помимо "руки кормящей" и руку, "держащую поводок", но лучше доверимся Людмиле Алексеевой с ее опытом и знаниями и согласимся, что пожара действительно нет, а события последних недель и дней - не дым даже, а пыль, поднятая преданной сворой, услышавшей команду "взять", но не услышавшей кого. Президент осторожен. Сказал бы прямо, что имеет в виду, скажем, "Открытую Россию", как полагает Алексеева... А так приходится чекистам полагаться исключительно на собственное чутье. Которое, впрочем, редко подводит. Вот вам Британский совет - разве посоветуют хорошего чего-нибудь из Лондона? Вот вам Национальный фонд демократии - кто просил их звать в Конгресс Каспарова с правозащитниками? Распознавать цели на Лубянке умеют безошибочно. Видимо, все-таки поэтому, а не из осторожности, президент не счел необходимым уточнять...

Справка

Фрагмент интервью Людмилы Алексеевой ''Новой газете''

— Судя по всему, угроза уже появилась — целый пассаж в президентском послании посвящен правозащитникам. Почему правозащитники, несмотря на явную критику со стороны президента, стараются не реагировать и даже не комментировать эту часть послания в том смысле, что конкретные организации Путин не назвал? Так стали ли правозащитники новой мишенью?

— Конечно, я восприняла все это с тревогой — как возможное начало наступления на правозащитные организации. Но действительно, президент был очень осторожен — ни одну конкретную организацию не назвал. Потому что за такие вещи отвечать надо. И если бы он сказал, что, допустим, МХГ "не хочет кусать руку, которая…", я бы подала в суд на предмет защиты чести и достоинства.

Но пока эта фраза не дает серьезных оснований для далеко идущих выводов. Не надо кричать "пожар", пока пожара нет. Вот начнется — я первая заору. Потому что понимаю, что я гораздо менее уязвима, чем большинство правозащитников.

После выступления президента прошло уже достаточно времени, но никакого наступления на правозащитников нет. Нас как приглашали в администрацию президента, к министрам, так и приглашают. Абсолютно ничего не происходит, как будто президент этого не говорил…

— Но ведь эта президентская критика вписывается в общую тенденцию: принимаются законы о митингах, референдуме, появилось желание фактически лишить адвокатов независимости, возникла идея Нарусовой о контроле интернет-пространства…

— Общая тенденция проявилась не сейчас, а еще с расстрелом парламента и с роспуском Верховного Совета. Но при Ельцине это шло не так систематизированно, потому что при Ельцине ничего систематизированно не делалось. При Путине систематизировано все — идет именно в сторону урезания наших гражданских прав и свобод. Когда есть такая тенденция, то немало находится бюрократов, желающих выслужиться.

Но, понимаете, не пройдет то, на что у общества хватит сил возмутиться. Надеюсь, из этой попытки с интернетом ничего не выйдет.

— Путин в том же послании обвинил правозащитников в обслуживании "сомнительных групповых и коммерческих интересов"…

— Я думаю, это намек на "дело Ходорковского".

— А насколько правозащитники — например, те, которые собираются осуществлять гражданский контроль, — зависимы от "ЮКОСа"?

— Честно говоря, я не знаю. "Открытая Россия" — приличный, респектабельный фонд, и в нем могли получать деньги очень многие. МХГ там не получала деньги. На "дело Ходорковского" мы ни одной копейки ниоткуда не имеем. Ни от "Открытой России", ни из западных фондов. Это абсолютно бесплатная работа.

— Президент в своем послании преподносит финансирование правозащитных организаций из Запада как безусловное зло…

— Я считаю, что это безусловное добро. Конечно, МХГ получает зарубежные гранты. Это неслучайно, что у меня от "Открытой России" не было денег, несмотря на мое положительное отношение к Ходорковскому. Моя принципиальная позиция — пока у отечественного бизнеса деньги не брать, потому что отечественный бизнес весь целиком зависит от государства. И если мы считаем, что должны защищать наших сограждан от государства и его чиновников, то как же мы можем у государства брать деньги? Мы берем деньги из частных фондов и даже из государственных фондов других стран, потому что там абсолютно прозрачная процедура. Мы берем деньги на выполнение совершенно определенной работы, о которой сами заявляем, и отчитываемся за нее. В чем зависимость?

Иногда меня спрашивают: "А почему они платят?". А я говорю: "Понимаете, они долго жили в страхе рядом с Советским Союзом, увешанным атомными бомбами. Они устали от этого и хотят, чтобы мы были нормальной, демократической, процветающей страной. Тогда только мы будем хорошим соседом".

— В России гражданский контроль — это действенный механизм или все-таки его результаты прежде всего нацелены на западную аудиторию?

— На Россию. Гражданский механизм у нас очень недейственный, но лиха беда начало. У них тоже 200 лет назад он был недейственным.

Новая газета, 10.06.2004

Дословно

Владимир Путин

(О правозащитниках)

Когда речь идет об основополагающих правах человека, ущемлении реальных прав людей, их (правозащитников. - Ред.) голоса подчас не слышно. Они не могут укусить руку, с которой кормятся.

Кремль.Ру, 24.05.2004