В один день с Анной Политковской погибли еще два журналиста. Внештатники "Немецкой волны" Карен Фишер и Кристиан Штруве. Их тоже застрелили. В Афганистане. По-видимому, какие-то местные боевики, поскольку ничего из имущества журналистов убийцы не тронули.

Символика проста, страшна и понятна. Коллеги из нормальных стран умирают далеко от дома. Как правило, в горячих точках, куда заносит их взрывная журналистская судьба. Наших убивают дома. В редакции, на лестничной площадке, в лифте. В большом городе.

Версия по поводу гибели западных коллег обычно одна-единственная и очевидная. Американская бомба, афганская пуля, иракский нож. Искать иностранный след в наших убийствах глупо и бессмысленно. А слухов, связанных с убийствами журналистов российских, всегда много. И почти все они выглядят достоверными.

Анна еще не похоронена, а заказчики ее расстрела уже исчисляются десятками. Власть? Эта власть способна на что угодно. Некие недруги Путина, сочинившие ему подарок на день рождения? Бог их знает, путинских недругов, которые еще хуже Путина, есть ведь и такие. Рамзан Кадыров? Версия не из последних: академик и герой считал Политковскую своим личным врагом, она же считала его "государственным бандитом" и расследовала убийства, совершенные им в Чечне. Столичные нацистские ублюдки, которые занесли ее в свой интернетовский "черный список"? Профессиональные защитники родины вроде полковника Квачкова? Спецназовцы, вернувшиеся из Чечни с неизлечимым вьетнамским синдромом? А рядом с этими, весьма правдоподобными, догадками еще куча конспирологических: Саакашвили, либералы, Березовский с Невзлиным, Лимонов с Новодворской, Буш и Блэр...

К слову, наличие таких образцово шизофренических версий многое говорит о состоянии умов в отечестве. Вроде и не 37-й год на дворе, и друзья все на свободе, кто жив, и рестораны ломятся от еды и посетителей, а воздух в России такой, словно бродишь по помойке. В стране буквально нечем дышать. Такой заряд взаимной ненависти, боли, страха, отчаяния скопился у людей в душах и сердцах, что так и ждешь, когда и где громыхнет и по какому поводу. Повод может быть самым ничтожным.

Страна живет фантомами. Верхи и низы видят одинаковые кошмарные сны. Арест каких-то неудачливых бойцов невидимого фронта оборачивается бесконечной фашистской истерикой, в которой бьются все скопом: президент, его обслуга, толпы у зомбоящиков. Правозащитник, устраивающий тихий пикет в память жертв Беслана, воспринимается как пособник Басаева, достойный кутузки. Политик, выступающий против Кремля, – непременно проплаченный ЦРУ агент влияния. Журналист, невосторженно пишущий о Путине и об особенностях наведения порядка в Чечне, несомненно достоин пули.

Эти страхи и эта ненависть, сводящая скулы до судорог, иррациональны. Это собачье бешенство, обуявшее страну, необъяснимо. Этот бред со слюной, капающей из раззявленного рта, неизлечим.

Если бы Анна Политковская еще десять лет расследовала "Норд-Ост" и Беслан, это ничем не угрожало бы тем, кто несет солидарную с боевиками ответственность за гибель заложников. Если бы в последнем номере "Новой газеты" вышла ее статья, посвященная Рамзану, это никак не сказалось бы на карьере будущего чеченского президента. Если бы она прожила еще двадцать лет и печатала бы свои честные, талантливые, бесстрашные статьи, это никак не отразилось бы на социуме. Никто никого не пошел бы свергать, читая малотиражную прессу или слушая "Эхо Москвы". Ибо давно прошли те времена, когда статья в газете меняла нашу жизнь. Общество спит, погруженное в шизофренические галлюцинации: про то, как погибла Россия. Но иные просыпаются, чтобы при слове "журналист" схватиться за пистолет.

"По большому счету я не борец. Я просто абсолютный журналист. А задача журналиста – информировать о том, что происходит". Так однажды сказала Анна Политковская, с предельной точностью описав свою жизнь и свою работу. Она информировала: ни больше, ни меньше. В нормальном обществе за это благодарят и награждают. Ее благодарили и награждали – на Западе, где выходили ее книги, и здесь, в узком профессиональном кругу. А за пределами круга – травили и грозили убить. Причем буквально, подсыпая яд в самолете. Или посылая письма, как тот боец Ханты-Мансийского ОМОНа, про которого Политковская писала в статье "Люди исчезающие".

Люди и впрямь исчезают в этой стране. Вечером или средь бела дня. В собственном доме.

Она предчувствовала свою судьбу. В одной из недавних, двухнедельной давности статье про гибель спецназовца Бувади Дахиева, застреленного при известном столкновении чеченцев с ингушами, в последней фразе у нее вырвалось: "Говорят, что погибают те, кто устал". Политковская смертельно устала в последние годы. Сказывалось отравление, от которого она так и не смогла оправиться вполне. Сказывалась эта бесконечная, безнадежная, многолетняя работа на износ абсолютного журналиста. Эти тонны людского горя, которые она таскала на своих плечах. Эта безвоздушная атмосфера в стране, где за простое слово правды тебя готовы колесовать, повесить, расстрелять в упор из пистолета Макарова. Она устала сражаться с подонками.