Как странно, что перед юбилеем Победы, доставшейся еще не забытой немыслимой ценой, вместо любовной, сострадательной, горестной памяти вперед выступают другие, грубые чувства. Склониться ниц перед бронзовыми сапогами одного, погрозить кулаком другим, с неприкрытой ненавистью возражать несогласным.

Не скажу, что оружие - любимая моя тема. Но речь о войне, где следовало победить. Время вспомнить о тех, чей вклад в победу был огромен, а имена - вытеснены единственным именем.

Зимой 1939-1940-го года сорокадвухлетний русский конструктор Михаил Ильич Кошкин воплотил замысел, родившийся в его замечательной голове еще в середине 30-х, - закончил работу над танком Т-34. До этого он, возглавив в 1936-м году на Харьковском паровозостроительном (потом стал танковым) заводе конструкторское бюро, за год модернизировал танк БТ-7. И встал поразительный по своей умственной смелости - как всегда бывает в момент резкого движения вперед научной ли, конструкторской ли мысли - вопрос: а нужен ли на танке колесный ход при наличии гусеничного? В распоряжении наших конструкторов уже был опыт войны в Испании: колесный ход хорош только на шоссе, а на целине и на песке три пары ведущих колес вязнут. Решено было работать над гусеничным танком.

Танк, сконструированный Кошкиным, развивал до 60 км/час, что было невиданным. Длинная гусеница, которая охватывает все тулово танка, - вместо комбинирования гусениц и колес. Вместо известной "сорокопятки" (орудие 45 мм.) на танк поставили мощную пушку 76 мм. Квадратность, прямой "лоб" прежнего тяжелого тихоходного танка сменились обтекаемой формой оригинального сварного корпуса, резко уменьшенной, подвижной башней - усеченный конус которой гениально вписывается в новую форму, - с "утиной" головой орудия.

Два первых танка двинулись из Харькова в испытательный пробег. Кошкин, несмотря на недомогание и 30-градусный мороз, повел свой танк сам. 17 марта в Кремле на Ивановской площади состоялся смотр. Сохранились туманные сведения, что один Ворошилов был против этого танка, поразившего всех.

В апреле того же 40-го года возвращались своим ходом в Харьков. Под Орлом один из танков опрокинулся в воду. Сам конструктор, уже сильно простуженный во время зимнего длительного пробега, помогал его вытаскивать, как следует промок... (Какие все это наши, российские, узнаваемые эпизоды! И каждый скажет: "А что ж ему делать было?"). В Харькове пришлось госпитализировать. Сильнейшее воспаление легких. Продолжал руководить доработкой танка. Болезнь обострилась. (Антибиотиков-то еще не было.) Вызвали хирурга из Москвы. Удалили легкое. В сентябре Кошкин умер.

В октябре 40 года началось серийное производство танков. Спустя год танковый завод # 264 в стенах Сталинградского тракторного остался (по сведениям Виктора Павлова, сына офицера, павшего под Сталинградом, в его книге "Поговорим об ужасах войны", Спб., 2005; на нее мы будем дальше не раз ссылаться) единственным производителем танка Т-34 в Европейской части - остальные двигались за Урал.

Зимой 1941-1942 гг. танк Кошкина начал борьбу за Россию. А спустя еще полгода, 14 июля 1942 года, Сталинград был объявлен на военном положении - армия врага вошла на территорию области. Казалось бы, срочно эвакуировать мирное население? О том, что происходило на деле, рассказывает В.Павлов в главе под названием "О самой ужасной тайне Сталинграда". Если бы эта тонкая книжка была издана массовым тиражом - кажется, дрогнули бы многие, кто уже поддался мысли, что обязан Победой Сталину. К 23 августа, когда неприятель, прорвав фронт, фактически вступил в город, в нем оставалось около миллиона мирного населения - включая беженцев, в том числе 50 тысяч блокадников, вывезенных из Ленинграда. "...Совсем рядом Волга с немалыми транспортными средствами. В 50 километрах за Волгой спасительная нитка железной дороги". Но в течение июля-августа "из города не вывезен ни один детский сад или школа, ни одни ясли, ни один пенсионер, ни одна женщина с детьми из числа горожан или беженцев... Кстати, городские власти желающим уехать из прифронтового города дали презрительную кличку "эвакуаторы" и с большевистской прямотой клеймили их на каждом шагу". В воскресенье 23 августа днем колонны немецких танков и автомашин оказались почти у ворот Тракторного завода.

"Как описать ужас населения города от внезапно возникшего рева сотен моторов над головой... Вокруг рушилось и горело все... Живые люди, мгновенно исчезающие на глазах потрясенных родственников и соседей в жарком пламени, разорванные человеческие тела, заливающие улицы потоки крови..." Живые люди... С того дня прошло более 60 лет. Но человек, родившийся за 4 года до этой бомбежки, сохранил чувство живого сострадания к гибнувшим по воле бесчувственной власти людям. Сегодня это чувство - редкость. Посеянный Сталиным и единокровной ему властью микроб бесчувственности к людским страданиям и к памяти о них размножается в год юбилея Победы с огромной интенсивностью, порождая идею памятников не им, а ему. "Оставшиеся в живых после окончания налета кинулись к пристаням, чтобы переправиться за Волгу. Но люди и подумать не могли, что даже на спасение от смерти нужно в этой Системе получать пропуск". Пропуска не давали. "Патрули и заградпосты 10-й дивизии НКВД оставались на своих местах и были глухи к любым мольбам о спасении. Никто из речников не мог нарушить приказ, и суда простаивали у берега. Над толпами отчаявшихся людей около уцелевших причалов снова появились истребители и штурмовики. И берег Волги заполнялся телами все новых жертв".

Утром 24-го августа пропусков по-прежнему не было. "Не подходить к воде! Отойти от причалов! Будем стрелять! - кричали обезумевшим людям военные патрули..." Только утром 25-го началась эвакуация. Отошедшие от причалов суда, "под завязку загруженные... загорались от бомб и тонули... При гибели парохода "Иосиф Сталин" из 1200 человек спаслись не более 150. Такая же судьба постигла и санитарный пароход с ранеными "Композитор Бородин"... Нечеловеческие крики погибающих в воде женщин и детей, звучавшие теперь над Волгой сутки напролет, не давали спать даже солдатам армии нашествия".

Виктор Павлов замечательно показывает, как в эти же самые страшные дни будто сама душа города (в котором "не было НИ ОДНОЙ воинской части, способной реально противостоять врагу") поднялась из руин на его защиту. "...Выступило реальное городское ополчение" - отряды Тракторного завода, машиностроительного завода "Баррикады", металлургического "Красный Октябрь". "Рабочие вошли в боевые расчеты "своих", т.е. изготовленных ими, пушек и танков. ... Воины этой армии выкатили из ремонта около шести десятков танков Т-34. Некоторые из них были без башен, другие не имели танковых прицелов для орудия, некоторые машины не успели покрасить, но готовые к яростному бою экипажи из работников завода заняли в боевых машинах свои места".

Только 28 августа у заводов появились армейские стрелковые части. Хорошо известно, как стойко держалась на правом берегу армия. (Мой отец, рядовой пехотинец, ушедший на фронт добровольцем, из-под Сталинграда не написал ни одного письма домой, где ждали его пятеро детей - старший ушел по призыву на следующий год. Вернувшись после Победы, он объяснял в ответ на упреки жены: "Зачем было писать? У меня не было никаких сомнений в том, что я не останусь в живых. Мой товарищ отдает почтальону треугольник, через двадцать минут падает рядом со мной в окопе убитым. Мне было больно думать, что письмо идет, как от живого... Я хотел, чтобы вы привыкли, что меня уже нет"). Но вижу большую правоту в мыслях Виктора Павлова о том, что "несколько смертных атак городского ополчения оказались необычайно эффективными" - прежде всего тем, что показали немцам "волевой кулак горожан".

...Почти неуязвимый для противника - из-за быстроходности, маневренности, обтекаемой брони (по которой "скользили" снаряды) и маленькой башни - Т-34 был признан лучшим танком второй мировой войны. В 1942 году Кошкин посмертно стал лауреатом Сталинской премии. Затем страна выиграла войну и на долгие десятилетия имя того, чья роль в тяжелой победе была так велика, ушло в небытие. Наши секреты! Советское тайное оружие по истреблению памяти.

Все заметало и заметало песком славное имя того, кому не в последнюю очередь обязаны мы были победой. Завод, где Кошкин сконструировал свой танк, в специальной литературе стал носить условное название "Южный".

В канун 40-летия победы (уже брезжило новое время - первые недели М.С.Горбачева) о гениальном конструкторе заговорили. В мае 1985-го близ проходной завода им. Малышева в Харькове установили бюст - "создателю танка Т-34". (В том же городе установлен на постаменте танк, с надписью: "Создателям легендарного танка Т-34). В 1990-м году, в годы Большой Ревизии, заботясь о том, как искупить долгое забвение (сегодня, в отличие от конца 80-х-начала 90-х годов, этим не озабочено, похоже, ни государство, ни общество), Кошкину посмертно присвоили звание Героя социалистического труда - в то самое время, когда ни социалистического, ни квазисоциалистического труда уже не существовало.

Крестьянский сын - это выражение сегодня сохраняет, на наш вкус, свой смысл, с неуловимым налетом печали, положенным на него трагической судьбой русского крестьянства в ХХ веке, - Кошкин родился в деревне Брынчаги Переславского уезда Ярославской губернии. История уезда изучается и демонстрируется в одном из крупных провинциальных музеев-заповедников - Переславль-Залесском. На сайте музея, в разделе "Замечательные люди", рядом со сведениями и Пришвине и Кардовском - сведения о Кошкине. Это - едва ли не единственная дань его памяти в России.

Так любим ли мы соотечественников? Скорбим ли о них? Тогда - где скорбный памятник десяткам тысяч детей, стариков и женщин, погибших по вине власти на берегу Волги? Где стеллы с именами всех - именно всех, кто полегли на правом берегу, не допустив врага на левый? Уверены ли мы, что уже все памятники поставлены - кроме памятника Сапогам? И долго ли они будут растаптывать поименную память о героях и жертвах отечественной войны?