"Какие личные отношения допускаются между Красной Армией и немецким населением? – спросили маршала Жукова 7 июня 1945 года на пресс-конференции в Берлине. - Как вы расцениваете возможность лояльного сотрудничества немецкого народа с союзными народами?" "Я считаю, что наше отношение с немецким народом будет зависеть от того, как поведут себя в дальнейшем немцы, - ответил Жуков. - Чем скорее население Германии сделает для себя правильный вывод из поражения Германии, тем будет лучше для него. Отношения между Красной Армией и немецким населением определяются строгим оккупационным режимом".

Встречая на улицах поверженного Берлина штатского мужчину-немца, советский солдат, направляя на него автомат, чаще всего говорил не "хенде хох", а "ур!". На что перепуганный немец отвечал: "Uhr schon, Kamerad" - "часы уже, товарищ", то есть "часы уже сдал". Наручные часы были легкой добычей и очевидной ценностью – их было удобно посылать домой, дарить друзьям или обменивать на другой товар. Предельный вес солдатской посылки на родину составлял пять килограммов, а послать было и хотелось много чего. Ведь в разоренной войной России днем с огнем было не достать самонужнейших вещей. Посылали коробки гвоздей и плотницкий инструмент, одежду и обувь. А наручные часы были свободно конвертируемой валютой и в России. Конфискация часов - самое безобидное, что могло случиться в те дни с жителем Берлина.

Если рядовые и младшие офицеры промышляли по мелочам, то генералитет мародерствовал на широкую ногу - товар отправлялся в Советский Союз целыми вагонами. Разумеется, военачальники сами по домам и квартирам в поисках поживы не шныряли – дело было налажено их подчиненными.

Справедливости ради следует сказать, что грабежами и мародерством занимались и перемещенные лица из разных стран, и сами немцы. Но и это было еще полбеды. Настоящая беда угрожала женщинам завоеванной страны.

28 марта 1945 года Мартин Борман направил гауляйтерам Рейха приказ с пометой "строго конфиденциально". Он гласил, что беженка из восточных земель Германии, обратившаяся к доктору с просьбой об аборте и утверждающая, что плод зачат от солдата Красной Армии в результате насилия, должна быть предварительно допрошена следователем криминальной полиции; лишь после составления протокола разрешалось прервать беременность. К этому времени изнасилования на оккупированных советскими войсками территориях приняли массовый характер.

Первая и самая мощная волна бесчинств обрушилась на Восточную Пруссию, куда части Красной Армии вошли в январе. Жертвами оргии победителей становились не только немки, но и русские, белорусские и украинские девушки-остарбайтеры. По мере продвижения в глубь Германии эта тема начинает все больше беспокоить командование. Нацистская пропаганда, в свою очередь, широко оповещала население о "большевистских зверствах". Член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант Крайнюков в своем донесении начальнику Главполитупра РККА от 4 апреля цитирует одну из таких листовок:

"Они не люди, которых можно мерить масштабом цивилизации. Это дикие орды с низменнейшими инстинктами и жаждой крови, которую мы; немцы, ни представить, ни объяснить себе не можем... Из чувства дикой радости при виде убийств и мучений беззащитные старики, женщины и дети будут зарезаны, угнаны в рабство, а их добро бессмысленно разграблено и разрушено".

Далее Крайнюков сообщает, что страх перед завоевателями зачастую выражается в самоубийствах. Автор донесения излагает свой разговор с пастором, который говорит советскому командиру: "Мероприятия, проводимые советским командованием, расцениваются немецким населением как справедливые, вытекающие из военных условий. Но отдельные случаи произвола, особенно факты изнасилования женщин, держат немцев в постоянном страхе и напряжении".

Отвечая на эти обвинения, Крайнюков докладывает: "Военные советы фронта и армий ведут решительную борьбу против мародерства и изнасилования немецких женщин".

Из вежливости, а может, из боязни пастор говорил об "отдельных случаях", тогда как случаи эти носили массовый характер. В конечном счете ситуация стала настолько серьезной, что о ней было доложено Сталину, после чего появилась известная директива Ставки Верховного Главнокомандования командующим 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов номер 11072 от 20 апреля. "Потребуйте изменить отношение к немцам как к военнопленным, так и к гражданским, - гласит ее текст. - Обращаться с немцами лучше. Жесткое обращение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам невыгодно. Более гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории и, несомненно, снизит упорство немцев в обороне".

После директивы сообщения об "отдельных случаях" посыпались как из рога изобилия. "До сих пор наблюдаются случаи исключительно плохого поведения военнослужащих... – докладывал 29 апреля начальнику политуправления 1-го Белорусского фронта начальник политотдела 8-й гвардейской армии генерал-майор Скосырев. - Некоторые военнослужащие дошли до того, что превратились в бандитов".

Военный прокурор того же фронта генерал-майор Яченин, 2 мая: "Если расстрелы немцев в настоящее время почти совсем не наблюдаются, а случаи грабежа носят единичный характер, то насилия над женщинами все еще имеют место". Далее излагаются факты. Заместитель командира батареи старший лейтенант Энчиватов "в нетрезвом состоянии ходил по домам и насиловал женщин". Красноармейцы Иванов и Мананков, "будучи в нетрезвом состоянии, зашли в дом одного немца. В этом доме Мананков изнасиловал больную немку Лизелет Люре. 22 апреля с.г. она была изнасилована группой наших военнослужащих, после чего отравила своего сына полутора лет, отравилась ее мать и она сама пыталась отравиться, но была спасена. В состоянии болезни после отравления ее Мананков и изнасиловал. Иванов в это время изнасиловал немку Кирхенвиц". Начальник штаба полка подполковник Лосьев "послал подчиненного ему лейтенанта в подвал, где скрывались немцы, чтобы тот выбрал и привел к нему немецкую женщину. Лейтенант приказание выполнил, и Лосьев приведенную к нему женщину изнасиловал". Наконец, командир орудия старшина Дорохин "в пьяном виде, угрожая оружием, на глазах у родителей изнасиловал 15-летнюю девочку", а лейтенант Курсаков "в присутствии мужа и детей пытался изнасиловать пожилую немку".

Но и это лишь незначительная часть правды. Согласно немецкой оценке, которую приводит в своей недавно вышедшей в свет книге "Падение Берлина" британский историк Энтони Бивор, в Берлине военнослужащими Красной Армии было изнасиловано около 100 тысяч женщин. Из них примерно каждая десятая умерла – в основном в результате самоубийства. Гораздо выше был процент смертей среди 1,4 миллиона женщин, изнасилованных в Восточной Пруссии, Померании и Силезии. В общей сложности, пишет Бивор, насилию подверглись не менее двух миллионов немецких женщин, причем значительное их число, если не большинство стали жертвами насильников неоднократно или изнасилования были групповыми.

"Среди женщин активизируется движение "Вервольф", - гласит одно из советских донесений из Берлина. Речь идет вовсе не о диверсиях. Подпольная организация "Вервольф" существовала только в воображении Геббельса. Советское командование пытается таким образом объяснить вспышку венерических заболеваний среди личного состава – молодые немки будто бы специально заражали советских солдат по заданию главарей подполья. Это версия СМЕРШ. На самом деле солдаты заражались от повторно изнасилованных.

Попытки немцев-мужчин защитить своих женщин заканчивались обычно трагически. Более успешными были действия однополчан насильников, причем очевидцы с изумлением свидетельствуют, что в роли защитников чаще других выступали солдаты-евреи. (Возможно, евреи просто бросались немцам в глаза.) Конечно, далеко не у всех красноармейцев "отказали тормоза" - многие сохранили человеческий облик и достоинство.

После капитуляции Германии сталинская директива утратила свое значение – ведь она была издана, дабы облегчить боевые действия. Бесчинства в Берлине продолжались примерно две недели, после чего пошли на убыль. И лишь 3 августа Жуков издал приказ о наведении дисциплины: отныне запрещались самовольные отлучки, вводились обязательные утренние и вечерние поверки, передвижение по городу допускалось лишь при наличии письменных разрешений с указанием маршрута. Гражданское население перевело дух.

Светлую память оставил по себе у берлинцев первый военный комендант города генерал-полковник Николай Берзарин. Настоящий русский солдат-освободитель, чья Пятая ударная армия первой вошла в городскую черту и взяла под контроль центр города, оказался и прекрасным хозяйственником, проявил деятельный, а не показной гуманизм. Берзарин наладил раздачу горячего питания из полевых кухонь голодным горожанам, численность которых составляла более миллиона человек, ввел карточную систему, восстановил движение метро и трамвая, отремонтировал водопровод и электросеть, организовал гражданскую полицию, начал издание ежедневной газеты. Берлин ожил. Все это Берзарин успел сделать всего за семь недель и наверняка сделал бы гораздо больше, но 16 июня он нелепо погиб в автокатастрофе. Среди берлинцев распространился слух, что его смерть стала результатом заговора советских "органов".

Куда более суровая участь по сравнению с берлинцами была уготована немецкому населению Померании, Силезии и Восточной Пруссии. 5 мая Лаврентий Берия направил в Восточную Пруссию генерал-полковника Аполлонова с целью ликвидации "шпионов, саботажников и других враждебных элементов" в дополнение к 50 тысячам человек, уже ликвидированных там с января 1945 года, когда эти территории перешли под контроль Красной Армии. Аполлонов со своим войском развернулся в полную силу. К концу мая численность населения Восточной Пруссии сократилась с 2,2 миллиона до 193 тысяч человек. Многие женщины были угнаны без суда и следствия на принудительные работы в Советский Союз, где трудились по 16 часов в сутки на лесоповале и земляных работах. В последующие два года более половины из них умерли. Оставшиеся в живых вернулись в апреле 1947 года к разграбленных домам, полям, обратившимся в болота, и фермам, пришедшим в полнейшее запустение.

После издания директивы 11072 военные прокуроры принялись исполнять ее столь рьяно, что это не понравилось Сталину. 20 сентября он направил Военному совету Группы советских оккупационных войск в Германии требование отменить приказ "об огульном наказании командного состава за мародерские действия отдельных военнослужащих". "Я считаю этот приказ неправильным и вредным, - гласит бумага. - Он неправилен ввиду его огульного характера и несправедливости, так как из-за мародерских действий отдельных военнослужащих огульно и несправедливо наказывается весь командный состав до командиров рот включительно. Он вреден, так как он не укрепляет дисциплину, а наоборот, ломает ее, дискредитируя командный состав в глазах рядовых. Я уже не говорю о том, что, если этот приказ попадет в руки руководителей иностранных армий, они не преминут объявить Красную Армию армией мародеров".

У всякой войны и всякой победы есть своя изнанка. Никакая война не способствует смягчению нравов. Это миф, что сознание высокой миссии делает солдата благородным и гуманным. Его делает таким мирная жизнь. А война, даже самая справедливая, лишь ожесточает и уродует. И если он не теряет человеческий облик даже в самых отчаянных обстоятельствах, то не благодаря, а вопреки войне.