Слова иногда обретают вес, об этом следует помнить. Даже самые глупые и постыдные. Слова обретают вес пули, бейсбольной биты, кованого сапога или кулака, уродующего лицо человека. И если сам говорящий еще не утратил человеческие черты, то ему должно быть неловко.

Автор вот этого текста, насколько могу судить, по сути своей не громила и не убийца. Просто иногда ему изменяет так называемый вкус или перемыкает мозги - и коллега публикует нечто непотребное. Впрочем, в газете, где он служит, рядом печатаются такие авторы, что на их фоне трудно прослыть негодяем.

Когда две с лишним недели назад Максим Соколов выступил с нелицеприятной критикой абаканского журналиста Михаила Афанасьева, это вряд ли кого удивило. Такая газета. И когда он, опираясь на добротные литературные источники, сулил паникеру 9 граммов, это выглядело некрасиво, но не слишком пугало. Такой уж автор. Маститый, талантливый, но иногда впадающий в гневливость, дело привычное.

Тем более что и с логикой у Соколова, как это всегда бывает в эмоционально приподнятом состоянии, возникали очевидные проблемы.

Он ссылался на описанную у Бориса Житкова ситуацию, когда капитан, чтобы не допустить паники на борту, вынужден убивать паникера и даже "любознательного" пассажира, начинающего догадываться о пожаре в трюме. Трагедия на Саяно-Шушенской ГЭС была из другого ряда. Все худшее уже произошло, и журналист, написавший о том, что в машинном зале станции могут находиться живые люди, и призвавший как можно скорее начать спасательную операцию, угрозы ни для кого не представлял. Равно и родственники погибавших или погибших.

Вчера Афанасьева "чуть не убили", как сообщил он сам московским коллегам. Двое неизвестных средь бела дня напали на него сзади, и если бы избитому журналисту не удалось скрыться от них в фойе гостиницы, то несомненный литературный дар Соколова обернулся бы пророческим. Таких пророков еще иногда привлекают к суду - по статье, карающей за подстрекательство к убийству. И если бы даже обошлось без суда, то не думаю, что прямое воплощение в жизнь его литературной метафоры порадовало бы Максима Юрьевича. Он все-таки не производит впечатление человека, начисто лишенного совести.

Впрочем, трудно сказать, что вдохновляло абаканских гопников - гражданские чувства, текст статьи в "Известиях" или прямой приказ неведомого начальства. Для этого их надо сперва поймать. Куда проще и важнее поговорить о свободе слова и связанных с ней злоупотреблениях. О границах гласности, если использовать забытый перестроечный словарь.

Я вот думаю, что в стране, где ни один потерпевший катастрофу подводник или захваченный террористами заложник не смеет надеяться на власть, журналист обязан использовать шанс последней надежды. Если речь идет о человеческих жизнях, он может предавать гласности непроверенную информацию. Он имеет право абсолютно не доверять официальным пресс-релизам. И общество, не утратившее чувство самосохранения, должно поддерживать таких людей, как Михаил Афанасьев или Михаил Войтенко, - даже если их страхи и тревоги окажутся ложными. Хотя опыт показывает, что самые неправдоподобные наши страхи и тревоги перечеркиваются реальностью, когда начинается подсчет жертв.

Напротив, гнев и ярость, направленные против таких журналистов, свидетельствуют о помрачении умов в Отечестве. О том, что жизнь человеческая у нас ничего не стоит не только в глазах начальства, но мы и сами придерживаемся того же мнения о ценности своей жизни. И если у Максима Соколова сегодня не возникает желания извиниться перед Михаилом Афанасьевым, значит, дело совсем худо. То ли он до сих пор пребывает в остервенении, то ли в грош не ставит собственные слова.