Новое соглашение между Российской Федерацией и Европейским Союзом должны были рассматривать 16 месяцев назад - в другом городе и с другим президентом. Помешала Польша. Очередной спор славян между собою завершился польским вето на переговоры с Москвой. И только сейчас, когда в Варшаве появилось новое правительство, а в Москве решили продемонстрировать конструктивность и впустили польское мясо на рынок, руководители ЕС получили возможность наконец-то обсудить будущий формат отношений с Россией.

Все получилось символично и элегантно. Это примерно как если вы читаете перед сном в уютной брюссельской квартире какое-нибудь классическое русское повествование. Например, "Мертвые души". И с ужасом вживаетесь в чиновничий мир старой России, совершенно вашей профессиональной душе непонятный и пугающий. И с кем бы вы могли договориться в этом мире? Ну совершенно не с кем. Губернатор и другие хозяева российской жизни из первой главы отвращают вас лихоимством и пошлостью.

Но тут польский коллега одалживает у вас книгу этак месяцев на 16. И когда вы получаете свое вечернее чтение назад, вы сразу же переходите ко второй главе - и вот уже перед вами помещик Манилов, еще вовсе человек не пожилой, имеющий глаза сладкие, как сахар, и щурящий их всякий раз, когда смеется. И вам становится как-то так приятно. В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: "Какой приятный и добрый человек!" В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: "Черт знает что такое!" - и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную. От него не дождешься никакого живого или хоть даже заносчивого слова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающего его предмета. У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков. Словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего нет. И уже это вас привлекает несказанно.

Тем более ваш новый герой - мечтатель. Вы уезжаете от него, а он представляет себе мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах. И вдруг вы видите этот дом под стеклянным куполом в Ханты-Мансийске, ощущаете это мягкое рукопожатие, видите эти сладкие глаза - и понимаете, что ваш помещик бессмертен и многое может.

Но, право же, имея предварительное представление о других героях и не желая до окончания саммита дочитывать свою русскую книгу, вы тихо радуетесь, что именно с ним вам и придется договариваться. Потому что ничего лучшего вы все равно не дождетесь, а тут хоть человек приятный и очень хочет казаться обходительным, хотя, впрочем, говорит вам то же самое, что и предшественник, но так сладко говорит и так мило улыбается. "Какой у нас лучший город? - спрашивает у вас хозяин, расположившись на дружеском ужине посреди сибирских красот. "Петербург", - отвечаете вы, наученный Гоголем. "А еще какой?" - "Москва!" - "Умница, душенька!"

Кажется, взаимопонимание установлено. Кажется, вы говорите на одном языке. Как хорошо все же, что путешествие началось с Маниловки, что вы успели все узнать о вашем новом партнере, что вам не придется просыпаться в холодном поту, вспоминая Собакевича или Ноздрева... Но все еще впереди.