В России вновь заговорили о необходимости общенационального памятника жертвам сталинских репрессий и даже о мемориально-музейном комплексе (ММК). Пресс-конференция М.С. Горбачева 4 июня 2008 года... Письмо общественности... Русская православная церковь поддержала инициативу... Спикер Госдумы и председатель Высшего совета правящей партии "Единая Россия" Борис Грызлов согласился с тем, что "должна быть память о безвинно погибших людях и тех деяниях, которые были..." "Растущая поддержка инициативы по созданию ММК, - пишет Владимир Рыжков, - дает всем нам крепнущую надежду, что в ближайшее время возможно достичь всех необходимых политических и организационных решений и включить силы как общества, так и государства на создание памятника, мемориала и музея, достойного памяти жертв и новой России".

Я не понимаю и не разделяю оптимизма Владимира Рыжкова. В конце 1980-х - начале 1990-х мне довелось участвовать в деятельности новосибирского общества "Мемориал", общаться с бывшими репрессированными, собирать и публиковать их воспоминания. А как историк я приложила немало усилий, чтобы получить доступ к засекреченным документам сталинского периода российской истории. В 1998 году в ответ на постановление администрации области "О проведении открытого конкурса на лучший проект памятника жертвам политических репрессий" я опубликовала статью в газете "Советская Сибирь", в которой писала о несвоевременности такого памятника. С тех пор мое мнение не только не изменилось, а наоборот, укрепилось. И все аргументы остаются в силе. С одной стороны, создание такого памятника было бы шагом замечательным, хотя и весьма-весьма запоздалым. Однако если рассматривать эту инициативу в контексте современной российской жизни, то нет никаких других чувств, кроме горечи, сожаления и протеста. Почему? Да потому, что в лучшем случае сооружение памятника репрессированным будет воспринято в обществе равнодушно, а в худшем - с раздражением. Не исключены акты надругательства и вандализма.

В 1998-м я считала, что сооружение такого памятника было бы своего рода индульгенцией для власти. К покаянию оказались неспособны ни власть, не давшая государственной оценки репрессий как массового убийства людей, санкционированного "сверху" во имя идеи, ни общество, которое предпочло вновь не помнить о своем трагическом прошлом.

Сегодня атмосфера в стране, на мой взгляд, хуже, чем десять лет назад. В последние годы власть культивировала образ Сталина как выдающегося государственника, и результаты налицо - достаточно взглянуть на опросы общественного мнения. Создание памятника жертвам сталинских репрессий сегодня будет служить одному - легитимации власти, которая по сути воспроизвела сталинский механизм управления, прикрыв его ширмой "суверенной демократии".

Да, Рыжков прав: "Россия остается едва ли не единственной страной в бывшем соцлагере, где многочисленные инициативы на местах не увенчаны общенациональным мемориалом жертвам репрессий". Но невозможно согласиться со второй частью его аргумента. По словам Рыжкова, "помимо моральной ущербности такой ситуации это еще и ставит Россию в двусмысленное положение - может показаться, что мы стыдливо оправдываем преступления сталинизма и даже отчасти выступаем преемниками преступного режима". Почему "может показаться", когда именно это и происходит в действительности?! ФСБ так и не выполнила указ президента Ельцина от 24 августа 1991 года о передаче архивов КГБ в ведение государственной архивной службы. Более того, работники этого ведомства все эти годы стремились засекретить даже те редкие свидетельства о своей деятельности, которые сохранились в материалах государственных архивов, заботясь таким образом о своей "славной" истории. И почему речь идет о памятнике жертвам только сталинских, а не всех политических репрессий? Даже во времена перестройки вопрос ставился шире. И почему этот мемориальный комплекс должен быть скрыт от людских глаз в Бутырской тюрьме, а не стоять на месте Соловецкого камня перед зданием ФСБ?

Здесь необходимо напомнить читателю, что впервые вопрос о памятнике репрессированным возник после ХХ съезда КПСС, на котором Хрущев выступил с секретным докладом о преступлениях Сталина. На XXII съезде он говорил о сооружении памятника в Москве, чтобы "увековечить память видных деятелей партии и государства, которые стали жертвами необоснованных репрессий в период культа личности". Но и в такой постановке вопрос тогда не был решен.

Спустя почти 27 лет, на XIX Всесоюзной партийной конференции в 1988 году вновь была высказана мысль о памятнике, но теперь уже всем жертвам сталинских репрессий. К тому времени развернулась деятельность комиссии Политбюро ЦК, которая продолжила прерванную в середине 1960-х годов работу по реабилитации репрессированных. И возникла, вернее, возродилась идея Мемориала не только как памятника, но и как неформальной организации. Одновременно ширилось движение за сооружение памятника жертвам не только сталинских, но и всех политических репрессий начиная с 1917 года.

Вот тогда, в 1988-1989 годах, в момент необычайного жгучего интереса к советской истории, сооружение памятника жертвам политических репрессий могло бы не только сплотить общество, но и повлиять на дальнейший ход развития страны. Но этого не произошло, да и не могло произойти, как теперь ясно. Когда 6 марта 1996 года в связи с 40-летним юбилеем ХХ съезда КПСС на заседании Государственной думы ныне покойный Сергей Юшенков предложил почтить память миллионов погибших вставанием, откликнулось не более 10 человек

Вполне допускаю, что сегодня по призыву Бориса Грызлова поднимется намного больше. Думаю, что встанут даже такие депутаты, как Абельцев. Но чего стоит и кому нужна такая минута молчания! "Иван Григорьевич представил себе, как, сидя в дачном кресле и попивая винцо, он стал бы рассказывать о людях, ушедших в вечную тьму. Судьба многих из них казалась так пронзительно печальна, и даже самое нежное, самое тихое и доброе слово о них было бы как прикосновение шершавой, тупой руки к обнажившемуся растерзанному сердцу. Нельзя было касаться их". Сейчас кажется, что Василий Гроссман предвидел современную ситуацию: минута молчания со стороны почитателей "государственного таланта" Сталина будет оскорблением погибших. Не надо, не трогайте их памяти!

Общероссийский памятник репрессированным безусловно нужен. Но не такой, что будет устанавливаться с разрешения нынешней власти - наследницы тех самых органов, что творили репрессии.

"Еще жив человек,// Расстрелявший отца моего// Летом в Киеве, в тридцать восьмом, - писал Иван Елагин в замечательном стихотворении "Амнистия". - Вероятно, на пенсию вышел.// Живет на покое// И дело привычное бросил.// Ну, а если он умер -// Наверное, жив человек,// Что пред самым расстрелом// Толстой// Проволокою// Закручивал// Руки// Отцу моему// За спиной.// Верно, тоже на пенсию вышел.// А если он умер,// То, наверное, жив человек,// Что пытал на допросах отца.// Этот, верно, на очень хорошую пенсию вышел.// Может быть, конвоир еще жив,// Что отца выводил на расстрел.// Если б я захотел,// Я на родину мог бы вернуться.// Я слышал,// Что все эти люди// Простили меня".

После того, что мы узнали о нашей истории, после того, как увидели ее повторение в сегодняшнем дне, очевидно, что возведение памятника жертвам политических репрессий (всех, начиная с 1917 года и кончая днем нынешним) - дело будущих поколений. Мемориал должен стать не просто одной из неформальных организаций, а массовым движением, результатом потребности общества в переосмыслении своей истории и своих отношений с властью. И долгожданный памятник будет тогда символом пройденного обществом пути к свободе, символом его зрелости и гражданственности. Представляю, как торжественна и как значительна может быть тогда минута молчания. Хотелось бы дожить до этого времени.