Статья священника Якова Кротова о Катыни и ее отражении в историческом сознании Польши и России поражает обилием тезисов, очевидно противоречащих действительности.

Начнем с утверждения о якобы беспрецедентной секретности расстрела польских военнопленных. Но ведь и нацисты тоже секретили истребление евреев, и большинство немцев было убеждено, что евреев не убивают, а отправляют на поселение куда-то на Восток. Но сохранить в тайне убийство миллионов гораздо труднее, чем убийство десятков тысяч. Поэтому на Нюрнбергском процессе были и документы, и свидетели.

Насчет же того, что НКВД уничтожал свидетелей Катыни... Да, Ивана Кривозерцева действительно убили в Лондоне, хотя непонятно, почему его надо считать главным свидетелем: ведь он не был очевидцем расстрела. Зато бургомистра Смоленска Бориса Меньшагина оставили в живых - он отделался ГУЛАГом. Также уцелело подавляющее большинство тех, кто организовывал и непосредственно исполнял катынское преступление; некоторые из них благополучно дожили до конца 80-х – начала 90-х, когда в СССР это преступление начали по-настоящему расследовать.

Между тем уже в первые послевоенные годы были обнаружены бесспорные доказательства причастности Советского Союза к катынскому преступлению. Важнейшим документальным свидетельством стали списки офицеров, составлявшиеся их немногими уцелевшими товарищами в Козельском лагере. Выяснилось, что останки тех, кого забирали в один и тот же день сотрудники НКВД весной 40-го, находились в одних и тех же могилах в Катыни. На основании этого факта и других доказательств на слушаниях в Конгрессе США в 1948 году был сделан однозначный вывод о том, что катынское преступление – дело рук советского государства.

Редактор журнала "Новая Польша" Ежи Помяновский действительно предположил, что Сталин мог бы афишировать Катынь, если бы его союз с Гитлером сохранился, а он, дескать, желал сохранения такого союза. Тут польский историк и публицист пошел вслед за некоторыми российскими историками, утверждавшими, что Сталин то ли сообщил, то ли собирался сообщить Гитлеру о расстреле польских офицеров, чтобы порадовать союзника и заслужить его полное одобрение.

Но Сталин все-таки не был идиотом, каким его иногда представляют, и никогда не собирался давать сопернику столь мощное средство шантажа. Ведь немцы вполне могли бы допустить утечку сведений о Катыни в нейтральной прессе и в 40-м, и в 41-м, и как бы тогда выглядел Советский Союз в глазах тех же Англии и США?

На самом деле Сталин никакого союза с Гитлером заключать не намеревался, а замышлял напасть на него, причем поначалу еще летом 1940 года. Еще в конце февраля этого года он приказал считать Германию главным вероятным противником. В этой связи Политбюро ЦК ВКП(б) и приняло 5 марта решение о расстреле польских офицеров. Здесь была вполне рациональная цель – не отдавать польских офицеров в руки польского правительства в Лондоне, что непременно пришлось бы сделать в случае начала советско-германской войны.

Польские офицеры не питали симпатий к СССР и коммунистам, и созданная ими новая польская армия послужила бы препятствием к советизации Польши, которую предполагал провести Сталин. В то же время полное истребление польской интеллигенции отнюдь не входило в сталинские планы. Такие меры не предпринимались ни в 1940-1941 годах, ни после Второй мировой войны. Требовалось лишь заставить основную массу интеллигентов служить коммунистической власти.

Сравнение Катыни с уничтожением евреев в Едвабне некорректно потому, что последнее было осуждено в Польше на высшем государственном уровне и признано преступлением против человечества, тогда как российская сторона до сих пор отказывается признавать таковым Катынь.

По словам г-на Кротова, "возмущение Катынью не помешало польским властям (и польским интеллектуалам) видеть в Путине деспота, но деспота, который необходим для России, видеть в деспотизме Кремля средство обуздать русский бунт. Возмущение Катынью не мешает полякам посылать своих солдат и офицеров в Афганистан и Ирак. Значит, они так ничего и не поняли о человеке, о свободе, о государстве, и у себя в стране, у себя в семье, у себя в религии они не преодолели заразы, которая породила нацизм и большевизм, – заразы насилия".

Но в цитируемой автором статье Ежи Помяновского ничего подобного не содержится. Ни на какое заявление польских властей Кротов не ссылается, да и трудно себе представить, чтобы кто-то из представителей польского правительства назвал российского президента деспотом, пусть даже необходимым для России. Если же такое утверждение и допустил в действительности кто-то из польских публицистов, то приписывать такую позицию польским интеллектуалам в целом было бы некорректно.

Что же касается противопоставления Катыни посылке польских войск в Ирак и Афганистан, то кроме Варшавы свои войска в эти "горячие точки" направили еще десятки стран мира. И из осуждения катынского преступления, сталинизма и нацизма совсем не следует вывод о необходимости торжества ненасилия. Ведь та же нацистская Германия была сокрушена только в результате колоссальных военных усилий союзников по антигитлеровской коалиции. А в падении коммунизма немаловажную роль сыграло поражение СССР в холодной войне.

Яков Кротов полагает, что в фильме Анджея Вайда о Катыни нет гуманизма, поскольку в нем преобладает государственническая, национальная, патриотическая традиция. Но гуманизм не должен непременно носить анархический характер. Можно быть гуманистом и одновременно польским, русским и любым другим патриотом. И у Вайды советскую политику в отношении поляков осуждают также и честные люди в рядах Красной Армии.