Это было лет десять назад. Живой Зиновий Ефимович Гердт сидел у себя на даче и давал интервью журналисту М., у которого на данный момент имелась лишь одна жизненная проблема: КАК передать потом на бумаге этот неповторимый голос, эти глаза, эти руки, эту мудрость старого ребе, соединенную с детской солнечной наивностью.

Он вдруг разыграл перед зрительным залом в количестве одного человека с диктофоном маленькую сценку. "А помните, – завел он мечтательно глаза, – как на заседании Кабинета министров встал Евгений Юрьич Сидоров и торжественно сказал: "Уважаемый Виктор Степаныч! Я в вашем правительстве заведую российской культурой. Это тяжелый крест. Должность налагает на меня определенные обязательства. Я не могу сидеть за одним столом с носителем антикультуры в России, с невеждой и хамом!" – "Кого это вы имеете в виду?" – спросил Черномырдин. "Вашего министра обороны Грачева". И ушел Сидоров, не оглянувшись. И еще человек пять за ним ушли. Вы это видели? Не видели?"

Взгляд Гердта стал колючим: как это так, молодой человек, пришедший к нему в гости и пишущий вроде о политике, прозевал такую новость? Я развел руками: простите, как-то мимо прошло... Артист был безутешен и повторил с горестным изумлением: "Не видели..." Помолчали. "И я не видел! – вдруг взорвался Гердт. – Весь ужас в том, что не было этого!"

Я вспоминаю эту сценку, перечитывая письмо деятелей культуры, которые выступили с протестом против дикой антигрузинской истерии в Москве и других городах России. Подписантов горстка: Лия Ахеджакова, Елена Камбурова, Инна Чурикова, Сергей Юрский. Был бы жив Гердт, он бы тоже наверняка подписал, добавив устно еще что-нибудь про теперешнего министра культуры, хотя вряд ли эту его шутку удалось бы напечатать без многоточий в самых интересных местах. Впрочем, Зиновий Ефимович не злоупотреблял обсценной лексикой.

Если же обойтись без нее, то хочется спросить с робостью и тоскливыми модуляциями в голосе: а где ж остальные наши звезды? Я не говорю про группу "Любэ", про Киркорова с "Блестящими" и других поющих-пляшущих властителей наших, не побоюсь этого слова, дум. Я про других. Я не хочу называть ни одного имени, включая одного нашего большого театрального начальника и замечательного актера, который на днях пил чай с президентом. Я просто, не называя имен, желал бы спросить: неужели не стыдно за страну? А если стыдно, то неужели нет повода хоть шепотом во время чаепития сказать гаранту: Владимир Владимирович, нехорошо-с! Про политику мы и помыслить не смеем, Саакашвили – гнусный гад, и мы всей душой за вас, но вот с простыми людьми не надо бы так обращаться. Это ведь, знаете (совсем шепотом), – фашизм-с! И хуже того: маразм...

В конце концов, можно даже понять деятелей культуры, подписывавших подлую цидульку против Ходорковского. Все-таки олигарх, да еще, говорят, желавший продать сырьевые запасы нашей Родины американцам. Ну, в суде про это речи не было, но ведь... как бы это сказать... явно подразумевалось. Так говорил Павловский-Белковский-Пушков-Леонтьев, а он разве станет врать? Но вот с грузинами как-то совсем не по-человечески получается. Один уже умер от астмы, дожидаясь высылки в Грузию, хотя нефтью не торговал и в президенты РФ не рвался. Другие шестьдесят его сограждан, среди них ребенок, в условиях, близких к тюремным, вынуждены отбывать беззаконный срок из-за отсутствия воздушного сообщения с Грузией, отмененного в Кремле. Нам больно, дорогой Владимир Владимирович. Любимый вы наш, простите грузин, облегчите нам душу.

Чехов не учил деятелей культуры терпеть такое обращение с иноземными гражданами и соотечественниками. У Островского ни слова ни в одной пьесе нет про то, что этнические чистки на рынках способствуют процветанию России, хотя драматург много писал о государствообразующих купцах. Грибоедов вообще был женат на грузинке, причем счастливо женат, покуда его не растерзала толпа беснующихся ахмадинеджадов.

"Ум и дела твои бессмертны в памяти русских, – написано от имени Нины Чавчавадзе на могиле Александра Сергеича в Тифлисе, – но для чего пережила тебя любовь моя?" В самом деле: для чего? Это ведь уже не шутки про кровавую гебню. Это даже не идиотизм дорвавшегося до власти дрезденского героя, умеющего любую жизненную проблему разрешать исключительно в стиле спецоперации. Это фашизм без кавычек, то есть такое состояние власти и социума, когда любому деятелю культуры, хоть даже Никите Михалкову, надо решать: считать себя и дальше человеком или потихонечку начинать учиться маршировать у себя в поместье, тренируя голосовые связки для зычных выкриков.

Но я обещал без имен.

Ужасно жаль, что нет больше на свете Зиновия Ефимовича Гердта. Однако сознаю: чувство это эгоистическое, поскольку совершенно неизвестно, захотелось бы ему, фронтовику, тяжело раненному на войне с Гитлером, жить в данную эпоху. Тогда, десять лет назад, он еще, помнится, с нескрываемым презрением говорил про "актерское быдло, которое свою быдлость насаждает в народе. И не стесняются. Это очень гадко. Отвратительная миссия!" Впрочем, он тоже не называл имен. Да я и не спрашивал.