статья Невозможная весна

Лев Рубинштейн, 06.03.2006
Лев Рубинштейн. Фото Граней.Ру

Лев Рубинштейн. Фото Граней.Ру

Поздравить особенно не с чем, а констатировать можно. Можно констатировать тот неоспоримый факт, что мы вступили в тот период зимы, который на официальном метеорологическом языке вопреки всякому здравому смыслу упорно именуется весной. Настолько упорно, что многочисленные обитатели наших широт и сами порой верят, что то, что они видят за окном, ощущают под ногами и осязают за воротником, действительно является весной.

Впрочем, это не новость. И не только по поводу времен года. Постоянная неостановимая экспансия иноязычной лексики, вызывающая не менее устойчивые нарекания со стороны пуристски настроенной общественности, есть не что иное, как отчаянная попытка хоть как-то приблизить друг к другу означающее и означаемое. На первых порах это получается. Это удается до тех пор, пока слово осознается как иностранное. Но вскоре оно неизбежно становится родным, после чего решительно утрачивает первоначальное значение.

Вот, допустим, занесло к нам однажды западными ветрами сладкое слово "президент". И осело оно на нашей почве. И стало вроде бы даже кое-как плодоносить. И что? А то, что вскоре выяснилось, что "президент" и "российский президент" - это, мягко говоря, не одно и то же. Разница между ними примерно такая же, как между "секретарем" и "генеральным секретарем".

Ну и "парламент", понятное дело. Все вот, помню, ужасно веселились, цитируя нашего спикера (тоже хорошее слово), ляпнувшего однажды, что парламент не место для дискуссий. А если вдуматься, ничего смешного он не сказал. Потому что речь шла не о парламенте вообще, а о нашем парламенте. Какие на хрен дискуссии! Пришел, сел, проголосовал как следует - и домой с чистой совестью народного избранника.

Или вот принято смеяться над эмигрантами третьей-четвертой волны, над их пристрастием к обильному использованию в русской речи таких причудливых оборотов, как, например, "завтра я имею апойнтмент с лойером". Почему бы, мол, не сказать просто, что я, дескать, иду встречаться с адвокатом. Это смешно, но это и понятно. Понятно, потому что у выходцев из советской глубинки сложилось устойчивое представление об адвокатах как о людях, с которыми лишний раз лучше не встречаться. А это вам не адвокат, упаси бог. Это лойер. И он, будьте уверены, даст совет. С ним таки можно иметь бизнес.

Да, но куда это нас занесло? Мы же вроде про весну. Так вот, хочу признаться, что я все же чуть погорячился, заявив, что весна в наших широтах есть чистая утопия наподобие коммунизма или хотя бы цивилизованного рынка. Я вот в середине мая прошедшего года побывал в городе Норильске. И надо, надо было мне там побывать уже хотя бы для того, чтобы понять, что Москва в климатическом отношении – это что-то вроде Неаполя. А в Норильске в это время лежали плотные, закопченные сугробы, а на стенах домов висели грозные предупреждения: "Осторожно – сосули". "Отчего же не "сосульки"? – спросил я у местного жителя. "Да какие сосульки! – сказал он. – Сосульки это у вас там, на континенте. А у нас тут сосули. Вот, посмотрите-ка наверх". Я посмотрел наверх. С крыши свисали такие мощные, в два человеческих роста, орясины, что я сразу понял: это, конечно же, никак не сосульки. Это именно сосули и есть. Тут полное соответствие – это вам не "президент". И не "весна". А что делать? Хочется же. Вот мы и задаем друг другу при встречах отчаянный, риторический, идиотский вопрос: "Когда весна придет?"

Не знаю. И не знаю, будет ли она вообще. Как-то, честно говоря, не очень верится. И лишь ненадежный опыт прожитых лет пытается убедить меня в возможности и даже неизбежности невозможного. Посмотрим.

Лев Рубинштейн, 06.03.2006