Радуемся, господа, - наступило лето. Наступило то, в существование чего пропадает вера сразу же, как подуют холодные осенние ветры. А оно тем не менее наступает, наступает всякий раз заново и всякий раз нежданно. Вроде как любовь, "когда ее совсем не ждешь".

Впрочем, лето в данном случае - лишь информационный повод. Поговорить же хочется о времени.

Никто, по-моему, не высказался на тему времени точнее и короче, чем Андрей Платонов. В одном его рассказе была такая фраза: "Прошел год, потом сразу два". Будем считать, что это эпиграф.

Какое сегодня число? Какая разница? Сегодня - сегодня, а вчера было вчера, неясно, что ли?

А будет ли завтра? То ли да, то ли нет. Но часы будут тикать, а календарь будет висеть на стене. Может быть, времени вообще больше никогда не будет, а вот календарь будет.

Календарь, вещь сугубо прикладная, предельно эфемерная, является яркой и поучительной приметой своего времени, быть может, более наглядной, чем объекты так называемой высокой культуры. Он предназначен, чтобы служить год, а при этом имеет свойство застревать в памяти на целые десятилетия.

Я никогда не забуду отрывных календарей моего детства. Эти печальные ломкие листки годами залеживались между страницами какой-нибудь книжки, через двадцать лет обнаруживались в посудном шкафу, в старой обувной коробке, на дне чемодана.

Все меняется. Другое на дворе время - другие и календари. Одна лишь долгота дня продолжает неизменно меняться в соответствии со своими незыблемыми принципами. И в январе, как и в далеком детстве, по-прежнему тридцать один день. И четверг, невзирая ни на какие тектонические сдвиги истории, все еще следует после среды.

Это утешает, ибо дает иллюзию управления временем. Дает иллюзию его понимания. Но нам дано лишь два механизма для взаимодействия со временем. Один из них - ожидание. А где ожидание, там и надежда. Другой - память, наша память, умеющая выдергивать из взбаламученного потока бытия абсолютно бесполезные и абсолютно драгоценные детали. Мы почему-то вспомнили о них, а значит, они достойны нашей любви.

Жизнь не делится на красивое и безобразное. Бывает так, что найденная на чердаке лысая кукла с оторванной ногой в сто раз прекраснее Миланского собора. Красота относительна. О ней надо договариваться, причем в каждую эпоху заново. Этим делом с разной степенью успешности занимается искусство. Любовь абсолютна, ибо ее мотивы не поддаются объяснению. И о ней не договариваются.

Мы способны на главное - мы еще умеем помнить мелочи нашей жизни, мы еще не разучились благодарно хранить их бесхитростное тепло. Смотрите: вот велосипед без руля и без колес, это мой велосипед, я нашел его в сарае. Посмотрите, какой красавец. А вот вам, пожалуйста, и ржавые качели - скрипят все так же противно. Просто прелесть, как они противно скрипят!

А вот и они - никуда не делись: и поваленный дачный забор, и хромая ворона на темно-сером весеннем снегу, и засохший воробьиный помет на перилах крыльца, и пионерский горн, погнутый оттого, что когда-то кто-то кого-то треснул им по башке (эх, какой был веселый звон на всю пионерскую комнату), и пыльное чучело совы в углу кабинета биологии, и стеклянный шарик, выкатившийся из-под передвигаемого дивана, и гонимый куда-то ветром календарный листок от какого-нибудь 1 июня 1962 года.

Существует идиома "убить время". Идиотская, простите за каламбур, идиома - уж чего-чего, а насилия время не потерпит. Еще надо посмотреть, кто кого убьет. Время коварно, ненадежно и капризно. Не подчиняясь никаким правилам движения, оно скачет то туда, то обратно, то куда-то вбок. Ни понять, ни поймать его не удается никому, даже великому художнику. Времени, самому факту его существования, можно лишь бесконечно удивляться. По словам китайского мудреца, совершенномудрый не удивляется ничему кроме смены времен года.