Сегодня мне рассказали информацию из заслуживающих доверия источников, хотя ручаться за нее головой все же не возьмусь. Говорят, что те то ли 100, то ли 160 следователей, которые собраны из разных городов и весей в следственную группу по 6 мая, имеют приказ, чтобы каждый из них привлек к уголовной ответственности по 2 человека. Для этого им переданы материалы всех административных дел по задержанным 6 мая, по которым они довольно произвольно пытаются фабриковать уголовные дела.

...Я уверен, что безумный план, если он действительно существует, не удастся довести до конца. Но пока его остановит реакция общества или критика со стороны международного сообщества или осознание его безумия властью, пострадать могут многие.

контекст →

Организаторы шествия и митинга планируют завершить митинг не позднее 18.30, чтобы те его участники, которые захотят, смогли принять участие в мирном протесте на Манежной площади, который начнется в 19.00.

Важно, чтобы акции протеста 6-го и 7-го числа перетекали друг в друга, взаимно дополняли друг друга, а не противопоставлялись. Протест, сформировавшийся зимой-весной, состоит из очень разных людей. Эти различия неизбежно требуют разных форм протеста. Для того чтобы протест был заметным, чтобы позицию его участников можно было ясно высказать, чтобы они могли ощущать свое единство, нужна согласованная акция в традиционных форматах шествия и митинга. Запрос на нее и со стороны москвичей, и со стороны наших товарищей, съезжающихся в эти дни со всей страны, очень велик. Болотная площадь тут, конечно, вовсе не самоцель, но она оказалась единственной свободной площадкой в центре, которую можно было совместить с шествием.

В то же время понятно, что важность момента требует от очень многих из нас чего-то большего, чем просто еще раз выйти на согласованный митинг. Майдан в центре города или стояние на Манежной – правомерные мирные формы протеста.

Мне кажется, нам всем стоит помнить о том, что нас объединяет: об общем неприятии сложившегося режима, об общем требовании честной, демократической, правовой России, а не объявлять любые тактические разногласия признаком предательства или пресловутого «слива». Наша сила в единстве.

контекст →

Как выяснилось, девушкам инкриминируется ч.2 ст.213 УК РФ, хулиганство. Бредовая конструкция статьи еще более бредово притягивается здесь за уши на основании того, что в статье установлено наказание за "хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное по мотивам религиозной ненависти группой лиц по предварительному сговору". Что такое грубое нарушение общественного порядка, никому неизвестно, а мотив ненависти подставные эксперты научились находить даже во фразе "Долой самодержавие и престолонаследие!".

...Можно спорить, если в действиях девушек состав административного правонарушения, и можно, наверное, согласиться с тем, что такое выступление в церкви посягает на общественный порядок и может быть как-то наказано. Но попытка притянуть сюда уголовную статью, похоже, связана исключительно с тем, что, как сообщили полицейские, акция Pussy Riot в ХХС возмутила "самого". Кто бы ни был этот сам, пусть он свое возмущение засунет куда подальше, если из него вытекает давление на полицию и незаконное привлечение к уголовной ответственности.

контекст →

Политзаключенные – не объект для поднятия на щит. Это те люди, честностью отношения к которым характеризуется честность оппозиции и ее приверженность закону и справедливости. В чем бы ни обвинялись эти люди, их вина должна быть установлена в ходе справедливой судебной процедуры. Если это требование серьезно нарушено, то отказ от признания таких людей политзаключенными компрометирует оппозицию гораздо сильнее, чем их «неприятные» взгляды или предполагаемые (а не установленные судом) неприглядные деяния.

контекст →

Итак, становится ясно, что требование безусловного освобождения всех политзаключенных вряд ли является реализуемым, да и справедливым. Такое требование применимо к узникам совести, то есть тем из политзаключенных, которые преследуются исключительно в связи со свей правомерной общественной, экономической, религиозной и иной деятельностью безо всякой вины. Применительно к остальным политзаключенным естественно требование честного и справедливого пересмотра дел. Понятно, правда, что такой пересмотр невозможен без судебной реформы. Его могут осуществлять только действительно независимые и беспристрастные суды.

контекст →

Политический мотив подсудимых, на мой взгляд, прямого отношения к делу не имеет. Политический мотив преследования можно трактовать широко и узко. Широкое понимание включает, например, жертв разнообразных кампаний, в ходе которых власть для демонстрации обществу своей решительности назначает виновных в преступлениях какой-то категории. Но политический мотив в деле Аракчеева представляется бесспорным независимо от широты понимания. Соглашаясь с г-ном Черкасовым в том, что большинство военных преступников по политическим причинам избежало ответственности, надо понимать, что в вертикальной, управляемой вручную системе те немногие, которых власть для демонстрации своей объективности все же решила преследовать, могут оказаться виновными без реальной вины. Важно принятое решение о том, что на алтарь «объективности» должны быть принесены жертвы. Оно и определяет политический мотив преследования. В сочетании с явными нарушениями по делу (а не вдаваясь в остальные детали, можно указать на два отмененных оправдательных вердикта присяжных) этот мотив дает основание считать жертв такого преследования политзаключенными.

контекст →

С точки организации обсуждения каждого политического дела, думаю, нужна как раз какая-то публичная состязательная процедура. Открытая и прямая дискуссия между сторонниками и противниками признания конкретного узника политзаключенным. Но из требования индивидуального детального разбирательства с каждым случаем преследования, представляющегося политическим, есть и важные исключения. Они связаны с несправедливыми и необоснованно репрессивными нормами законодательства. В первую очередь это ст.282.2 УК РФ, карающая за организацию деятельности или участие в деятельности «экстремистской организации». Принципиальный дефект этой нормы – наказание без конкретной вины. Человек может не совершить никакого конкретного общественно опасного деяния, никак конкретно не посягать на общественные интересы, но сам факт его участия в деятельности некой организации оказывается достаточным для обвинительного приговора. При существующем понимании экстремизма такой подход не имеет под собой никаких оснований. Достаточно сказать, что наиболее массово по этой статье привлекают за участие в деятельности НБП и мирной религиозной организации "Хизб ут-Тахрир".

Другой пример статьи, само привлечение по которой дает основание для признания политзаключенным почти автоматически, - это, как ни странно, хулиганство. Точнее, п.б) ч.1 ст.213 УК РФ, предусматривающий наказание за грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. П.а) той же части той же статьи наказывает за нарушение общественного порядка, совершенное с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия. Таким образом, вполне конкретное оружие приравнивается к эфемерному мотиву, который, как мы хорошо знаем, эксперты, к услугам которых прибегают правоохранители, придумают какой угодно. Именно по этому пункту преследовалась группа "Война", именно по нему преследуются барнаульские анархисты, сравнившие в граффити Путина, Медведева и Жириновского с возбудителями триппера и гонореи.

Часто к однозначно неправовым статьям относят и ст.282 УК, предусматривающую ответственность за действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе. Тут ситуация сложнее. Трудно не согласиться с тем, что размытость и неопределенность ее состава позволяет власти использовать статью в качестве инструмента политических репрессий. Но трудно согласиться и с распространенным утверждением, будто статья карает исключительно за «мыслепреступления». Среди осужденных по ней есть и те, кто призывал к насилию, и даже те, кто практиковал насилие по национальному признаку. Говоря о будущем, трудно спорить с требованием отмены статьи в существующем виде. Уголовному наказанию могут подлежать только конкретные призывы к насильственным действиям и, возможно к дискриминации. Но и согласиться с предложением требования немедленного освобождения всех осужденных по ней по реабилитирующим основаниям тоже трудно. Для того чтобы преодолеть это препятствие можно предложить амнистию осужденных по 282-й статье.

контекст →

Конечно, предлагаемые критерии (как и любые другие) оставляют пространство для субъективного усмотрения. Разбирая любое конкретное дело, мы всегда сталкиваемся с неполнотой информации, а зачастую с ее намеренным сокрытием, а то и искажением. Это касается и позиций правоохранительных органов, зачастую фальсифицирующих доказательства, и неправосудных приговоров, и позиций самих преследуемых и их защиты. Зачастую судебные процессы, вызывающие подозрение в политическом мотиве преследования, объявляются по надуманным причинам закрытыми.

Конечно, с каждым делом надо разбираться отдельно. Как иначе? Тут я совершенно согласен с г-ном Черкасовым. (Хотя, впрочем, и тут не без значимых исключений, о которых позже.) Проблема в том, что при заведомой неполноте данных только в редких случаях (например, второе дело Ходорковского-Лебедева) можно с абсолютной уверенностью говорить о невиновности преследуемых и явной неправосудности приговора.

В большинстве случаев приходится выбирать, из чего исходить при разрешении сомнений: из презумпции невиновности или презумпции истинности приговора. Я выбираю первый подход. Вообще говоря, если целью разбирательства в каждом из дел предполагаемых политзаключенных является выяснение того, не совершили ли сотрудники следствия и судьи преступления против правосудия, то исходить из презумпции законности и обоснованности их действий как минимум странно. Особенно если учитывать общий низкий уровень и обвинительный уклон следствия и суда в России. Разумеется, надо стремиться досконально разобраться в каждом деле. Но в реальной ситуации порой приходится выбирать между рисками: вступиться за преступника и отказаться от поддержки невиновного. Юлия Латынина, например, выбирает второе, а я – первое.

С другой стороны, сведение вопроса о том, является ли некто политзаключенным, к вопросу о его виновности абсолютно неправильно. Мы не имеем тех ресурсов и полномочий, которые есть у государственных органов, в частности, у суда, чтобы установить истину по делу. Мы в большинстве случаев не имеем такой возможности, да и не должны стремиться к этому, подменяя собой суд. Функция представителей гражданского общества, берущихся за составление списков политзаключенных, в том, чтобы составить насколько возможно объективное мнение о законности и обоснованности приговора, о доказанности вины и степени и серьезности нарушения прав обвиняемого-подсудимого.

контекст →