Акционизм, иначе говоря, стирание всех и всяческих граней между искусством и так называемой действительностью, - одна из древнейших художественных практик. Можно вспомнить хоть Диогена с его фонарем и бочкой. Освещая дневную тьму, он, видите ли, искал человека, а в бочку забирался, чтобы однажды выглянуть из нее и узреть Александра Македонского. Узреть и прогнать со словами "отойди, ты заслоняешь мне солнце".

Впрочем, все эти и некоторые другие античные перформансы, если верить сообщениям тогдашних информационных агентств, остались незавершенными. Ибо философа не привлекали к суду за оскорбление чувств верующих и местные казаки не давали ему в табло, даже когда он прилюдно мастурбировал на площадях. Не повелся на провокацию и великий полководец, который чуть позже с лицемерным смирением поведал древнегреческому корреспонденту, что хотел бы стать Диогеном, если бы не был Александром. Источники, за давностью лет пожелавшие остаться неизвестными, объясняли это издержками демократии.

В странах иных, с авторитарным, к примеру, устройством, подобные акции обычно длятся гораздо дольше, в полном соответствии с замыслом акционистов, на радость искусствоведам. Выступая в качестве полноправного субъекта художественного произведения, государство доверчиво рвется с цепи, кидаясь на граждан, и тут начинается истинное представление. По законам жанра, который остро конфликтует с обычаями, нравами и уголовными статьями, карающими за возбуждение, разжигание, осквернение, сквернословие и прочий вандализм.

Классическим шедевром такого рода следует признать дело Pussy Riot. Песенка, прозвучавшая под сводами ХХС, могла вызвать нарекания по части исполнительского мастерства певиц в балаклавах, а также музыки и текста слов. Место, избранное ими для панк-молитвы, тоже не всем показалось удачным. У самых доброжелательно настроенных зрителей возникал вопрос: стоило ли расчехлять гитары в церкви, когда от Москвы до самых до окраин столько свободного места?

Зато после того как власть и ее адепты, ознакомившись с творчеством вокально-инструментального ансамбля, заполнили сцену, вопросы сразу кончились. Поскольку началось зрелище, от которого невозможно было оторваться. Выступил суд, с ходу заинтересовавшийся постановлениями Трулльского собора. Обозначились пострадавшие свидетели, разучившиеся считать деньги в храме и отдавать сдачу. Толканули речуги защитники богом обиженных, заговорившие о кознях "мирового правительства" и о том, что из-за таких как сидящие в клетке феминистки разразилась русско-японская война.

От лица доверителей и ветеранов Цусимы адвокаты просили закатать девочек в лагерь и своего добились. И в тот день, когда судья Сырова выносила приговор Екатерине, Надежде и Марии, слова из песни, посвященные Путину и Кириллу, обрели некий окончательный смысл. Так называемая действительность без остатка растворилась в современном искусстве.

Суды над Петром Павленским развиваются ровно в той же манере. Раньше, покуда художник зашивал себе рот, прибивал мошонку к брусчатке, жег покрышки и обливал бензином дверь перед зданием НКВД РФ, эти жесты оставляли впечатление какой-то недосказанности. И если бы начальство до сих пор никак не реагировало на его действия либо отделывалось чистой административкой, то о художественной сущности акций Павленского можно было бы спорить. В конце концов, лагерные бунты или украинский Майдан прямого отношения к акционизму не имели.

Однако начальство, конечно, отреагировало.

Современное искусство громко заявило о себе в ходе следствия, а потом и в зале суда. Сразу, едва подгоревшая лубянская дверь была объявлена объектом культурного наследия. Поразительную эту мысль уточнил прокурор, сообщивший, что "здесь (типа за дверью. - И.М.) в годы репрессий содержались выдающиеся представители науки и культуры". Получалось, что сотрудники органов бдительно опекали великих людей, а поджигатель опорочил их память. То есть чекисты, понимаете ли, за этой сакральной дверью допрашивали, пытали и отправляли на расстрел выдающихся деятелей науки и культуры и до сих пор гордятся знакомством, Павленский же посягнул и на тех, и на других. Сложив их всех и перемножив, обвинитель огласил в суде сумму нанесенного ущерба - 481 461 рубль 83 копейки, и это прозвучало очень громко. Тут обнаружилось, что акция просто обречена на успех, а ведь суд еще далек от завершения.

Активно участвует в ивенте и сам обвиняемый, который вместе со своими адвокатами по мере сил способствует продвижению в массы современного искусства. Недели три назад в ход процесса вмешались профессионалки, сурово осудившие художника, причем в качестве свидетелей защиты. Самым исторически памятливым девушки напомнили ткачих и доярок, клеймивших Пастернака, что придавало акции дополнительную прелесть. А потом еще жизнь вплела в сюжет бойца Дацика, ограбившего и выгнавшего голышом на улицу других (или тех же самых?) проституток, и стало ясно, чем современное искусство отличается от фашистского хеппенинга. Примерно тем же, чем подлинное искусство отличается от реальности, насаждаемой авторитарным государством с его вождями, судами, прокурорами и садистами-конвоирами.

Сила современного искусства - она ведь еще и в убедительной демонстрации отличий. В наглядности распознавания свободы и несвободы, белого и черного, добра и зла, законности и беззакония. И когда человек в клетке, обвиняемый в вандализме, настаивает на том, чтобы его судили за терроризм, ты ужасаешься его правоте. Художественной правде, которая была заключена в акции, направленной против террористического государства, а с ним следует говорить только на понятном ему языке.

И потому по сути своей это искусство трагично, хотя с виду веселое и временами буквально умираешь от смеха. Взирая на Диогена, как он там бегает с фонарем, придурок. А потом отсмеешься, вытрешь слезы, глянешь туда, куда смотреть не стоит, в эту дремучую тьму, и поневоле согласишься с ним, с философом. Дверь давно потушили, и ночь кажется беспросветной.