статья Димонизация власти

Илья Мильштейн, 14.08.2015
Илья Мильштейн. Courtesy photo

Илья Мильштейн. Courtesy photo

Заседание Верховного суда, посвященное указу Путина о засекречивании военных потерь в мирное время, обернулось полноценной сенсацией. Нет, имею в виду не вердикт. Указы президента сакральны, оттого заранее ясно было, что ответчик обречен на победу.

Чувство потрясения вызвало сообщение, прозвучавшее из уст г-жи Елиной, начальника отдела претензионной и судебно-правовой работы Минобороны РФ, которая представляла в суде интересы Владимира Путина. Оказалось, что ответчик действовал не сам по себе, а волею пославшего ему обращение премьер-министра. Медведев, сказала Елина, попросил президента издать соответствующий указ и тот поступил как велено.

Оказалось, что просьбы Дмитрия Анатольевича тоже сакральны. Для всех, включая главу государства. Так что нам опять суждено разгадывать древнюю как мир загадку: кто из них главнее? Президент или премьер? Путин или Медведев?

Конечно, иной, с позволения сказать, независимый эксперт тут может грубо посмеяться над нами, истерзанными старозаветной тайной. Мол, никакого Медведева нет и не было никогда, успокойтесь, конспирологи. Просто юристы в Кремле, не ожидавшие, что дерзкие граждане притянут к суду самого гаранта, срочно учинили мозговой штурм и обнаружили в законе какую-то неочевидную лазейку. Якобы эдак от фонаря президент и вправду не может изменять перечень сведений, составляющих государственную тайну. Но ежели о том его попросили министры во главе с председателем правительства - тогда ладушки. Это типа разрешено.

Хотя, добавит еще такой эксперт, когда Путин обнародовал и подписывал свой указ, о просьбе Медведева не говорилось ни слова. Эрго, у нас есть серьезные основания утверждать, что обращение премьер-министра было оформлено задним числом. Да и лазейка эта липовая, поскольку в статье 5-й федерального закона "О гостайне" нет указаний на то, что имена погибших в мирное время солдат можно засекречивать. Словосочетание "специальные операции", содержащееся в путинском указе, также не соответствует закону. Просит его вписать премьер или не просит. Обо всех этих нарушениях истцы и их адвокаты подробно рассказывали в своих заявлениях и говорили в зале суда, но услышаны не были.

Однако без тайны жить скучно, оттого маловеру возразим.

Сперва по мелочи. Дисциплинированно освободив президентский трон в положенный срок, Дмитрий Анатольевич загубил свою репутацию, но сохранил и даже укрепил дружбу с Владимиром Владимировичем. А в государстве, где слово "репутация" исключено из словаря как не имеющее смысла, карьерные перспективы политиков совсем не связаны с тем, кто про них чего думает. Карьерные перспективы политиков связаны с тем, что про них думает президент. Поэтому внезапное явление бумажки от Медведева в зале Верховного суда следует оценивать исключительно в политическом плане. Это было напоминание о том, что вот есть такой - Дмитрий Медведев. Вы думали, что его нет, а он существует. И лично, вот этими своими руками приводит в действие сложный государственный механизм. Без него, полузабытого Дмитрия Анатольевича, сам Путин, вообразите, не догадается подписать иной свой указ.

Потом возразим и по-крупному.

О главенствующей роли президента РФ в жизни россиян и остального человечества сегодня говорится много, и речи эти, быть может, слегка утомили скромного по натуре Владимира Владимировича. При том, что говорится разное и диапазон оценочных суждений необычайно широк. С одной стороны, без него нет России, а с другой - в его отсутствие сиротливо пустует скамья подсудимых Гаагского, допустим, трибунала. Всякое, в общем, говорится, и даже песни народные слагаются в одной соседней стране. Краткие такие, заунывные, запоминающиеся. Вот он и хочет разделить свою всемирную славу с товарищами по оружию, соратниками и подельниками.

Поэтому диковатое с виду, хотя и очень эффективное наше законотворчество принято связывать с парламентом и его завсегдатаями. Культурные достижения - с одноименным министром. Войну в Донбассе, где нет и не было российских войск, - с легендарным Стрелковым и отважными лидерами местного басмаческого движения. Внешнеполитические победы - с именем министра иностранных дел, который уже устал побеждать всех этих, блять, дебилов.

Про указ о засекречивании потерь мы теперь знаем, что продвигал его милейший Дмитрий Анатольевич. Человек, которого нет. Второй человек в государстве. Политик, уничтоживший свою репутацию, но готовый, если старший товарищ его попросит, снова вернуться в Кремль. Скажем, для того, чтобы опять сообщить, что свобода лучше, чем несвобода, и даже как бы на время покончить с басмаческим движением в отдельных областях Донбасса, по-хорошему провоцируя отмену секторальных санкций. И снова уйти, расчищая дорогу преемнику, заметно постаревшему, но бодрому другу-аксакалу.

Если же случится непоправимое и дело все-таки дойдет до суда, гаагского или московского, то у стороны обвинения могут возникнуть чисто юридические проблемы. С тем же указом, законность которого вчера подтвердил Верховный суд. С указом, который Путин, наверное, никогда бы и не подписал, когда бы его не сбил с толку Медведев.

Что же касается самого указа, то спорить по существу тут не о чем. Ни с кем. Указ, согласно которому проклятыми и забытыми объявляются не только погибшие на Украине, но и запытанные, убитые, доведенные до самоубийства солдаты в российских казармах, а те, кто захочет назвать их имена, хотя бы мать и жена, могут сесть по статьям, карающим за разглашение тайны и даже измену родине (от 7 до 20 лет), - это указ, принципиально не поддающийся комментированию. Все ведь можно теперь списать на "спецоперацию", любую смерть. Это тема недискутабельная, как всякий национальный позор. Тут, знаете, не посмеешься и даже не улыбнешься, заслоняясь иронией от обступившего мрака. А только голову опустишь и глаза прикроешь, содрогаясь от боли и стыда.

Илья Мильштейн, 14.08.2015


новость Новости по теме