Инакомыслие в мирской среде основано на законах земных. Потому обращенный к властям диссидентский призыв "соблюдать свою Конституцию" логично соединяется с тостом "за успех нашего безнадежного дела". Бунт агностиков против безбожной власти сочетает в себе безнадежный идеализм и безутешные, но вполне реалистичные прогнозы.

Диссидентство в среде церковной по сути куда более оптимистично. Ибо грешному и несправедливому миру земному здесь противостоит жизнь вечная и страшиться вроде некого кроме Бога. Так, во всяком случае, это видится со стороны, и человеку неверующему почти невозможно постичь, как это церковные иерархи в СССР не боялись активно сотрудничать с КГБ, а простые священники бестрепетно стучали на паству. Атеист в подобных случаях договаривается со своей совестью, у кого есть, а они как выходили из положения? С кем заключали договор и чем подписывались?

Отец Глеб Якунин, человек глубоко верующий, этого тоже не понимал.

Оттого путь его в церковные диссиденты был прям и прост. Открытое письмо (совместно с Николаем Эшлиманом), обращенное к патриарху Алексию I, авторы которого настаивали на подлинном отделении православия от государства, покаянии и "очищении от... скверны" позорного пресмыкательства перед властью. Публикация сотен документов, свидетельствовавших о грубейших нарушениях прав верующих в Советском Союзе. Мученический крест отлученного от служения политзека, осужденного на семь лет лагерей и пять лет ссылки. А в перестроечные годы и чуть позже - депутатская деятельность, активное участие в работе над законом "О свободе вероисповеданий" и в той знаменитой комиссии, которая раскрывала имена и клички чекистов в рясах, занимавших ключевые посты в Московской патриархии.

Оттого непостижима для посторонних глаз была и реакция церковного начальства на его письма, свидетельства, разоблачения. Вместо разговора по существу - "увещевательные" поначалу беседы. Вместо помощи и поддержки - отторжение и предательство. Вместо покаяния - неприкрытая злоба и ненависть. И когда, уже в постперестроечные времена, церковь вновь побраталась с властью, придерживая ее за локоток, неумело крестившуюся, отца Глеба опять репрессировали. Лишили сана. Предали анафеме. Прокляли и забыли. Бога не боялись.

Однако с точки зрения диссидента обычного, да просто образованного человека, знающего российскую историю, все происшедшее с Глебом Якуниным понятно, на свой лад разумно и даже неизбежно. Ибо речь идет о вековой традиции противостояния правды и лжи, чести и подлости, совести и бесстыдства. Традиции, которая практически никогда не прерывалась - и в судьбе Глеба Якунина отпечаталась с той же силой, что и в жизни многих русских интеллигентов, пострадавших за свои убеждения. Расплатившихся за них тюрьмой, лагерем, психушкой, изгнанием, а то и ранней смертью. К счастью для всех нас, осознающих это или нет, отец Глеб прожил долгую жизнь, что хоть как-то примиряет с утратой.

С чем примириться куда трудней, так это с традицией погрома и травли. С тем, что не меняется вообще ничего, и день позавчерашний неотличим от сегодняшнего, и бесстыдство опять становится нормой. В Кремле и в том государственном храме, откуда девочки с гитарами безуспешно пытались прогнать бесов.

И если к тому, что власть погрязла в беззаконии и скотстве, можно отнестись с некоторым ироническим равнодушием, то церковный беспредел вызывает оторопь. Причем у неверующего, быть может, это чувство изумления еще сильней, поскольку соединено с мыслью о том, что где-то же должно быть царство не от мира сего. Оказывается, нет такого места в РПЦ, не предусмотрено внутренним уставом, а есть сплошная "вертикаль власти", позаимствованная у власти мирской, и циник, восседающий на троне, и толпы несчастных язычников, которых он окормляет.

"Мощам и иконам люди с радостью поклоняются, но Евангелие никому не интересно, так же как не интересна личность священника или епископа, а тем более мало кого волнует церковное устройство, пьянство, воровство в Церкви", - говорил отец Глеб лет семь назад, повторяя те же мысли, какие излагал в давнем своем открытом письме. И как тогда, в прошлом тысячелетии, ответом ему, инаковерующему, и немногим единомышленникам в этой церкви было гробовое молчание высших иерархов.

Впрочем, переживший и поношения, и проклятия, и пытку забвением Глеб Павлович Якунин едва ли отчаивался, он вообще был человеком живым и веселым. Да и верил по-настоящему - в отличие от них, и знал, что предстанет на суд, который будет судить его по заповедям и по делам, а понятия, принятые в этом безбожном мире, отвергнет. Вечная память.