Полиция, управляемая властью, сорвала шествие и митинг, спровоцировала драки, потом хватала случайных людей. Свидетели защиты в Замоскворецком суде говорят об этом в один голос, причем весьма убедительно, и если свалиться с луны прямиком в зал заседаний, то можно решить: вот он, момент истины. Непонятно только, чем так недовольна судья Никишина и почему прокуроры почти все время молчат, даже не пытаясь подловить свидетелей на каких-нибудь противоречиях. Ну что ж, подумает свалившийся с луны, видно прокуроры на этой планете немногословны. А судьи несчастны: вероятно, им мало платят.

У местных возникают иные мысли.

Исход суда предрешен. Допрос очевидцев – пустая формальность, поскольку правильные очевидцы, то есть омоновцы, уже выступили. И хотя они порой путались в показаниях и даже отказывались признать себя потерпевшими, в целом их свидетельств должно хватить для того, чтобы покарать подсудимых. Оттого так откровенно скучают обвинители и так искренне раздражена судья. С точки зрения Никишиной, адвокаты просто тянут время, мешая ей уложиться в срок – в обоих значениях этого слова.

Исход суда предрешен, но интрига сохраняется. Как известно, к 20-летию ельцинской Конституции Владимир Путин собирается помиловать некоторое количество оступившихся россиян, и до сих пор неизвестно, кому из них выпадет удача. Быть может, это до сих пор неизвестно и самому Владимиру Владимировичу. Похоже, он колеблется.

Речь идет, разумеется о тех, чьи имена на слуху. О политзеках, а не уголовниках, которые тоже, конечно, люди и тоже могут сидеть ни за что, но политической погоды не делают, а ведь амнистия в России – это всегда акт политический. О Ходорковском и Лебедеве, Толоконниковой, Алехиной, о "пиратах" Печорского моря, ставших невыездными из России, о Навальном, Офицерове, Осиповой, Стомахине, Пановой, Развозжаеве. И вот о них, узниках Болотной, которых уже полгода мордуют в Замоскворецком суде г. Москвы.

Он может их освободить – одним росчерком пера, одним кратким приказом, и Дума, которая формально сама принимает решение об амнистии, проголосует как велят. В этом заключается известное преимущество управляемой демократии: при ее помощи и посредстве легко творить добрые дела. Однако сажать и мучить людей, держать их и не пущать еще легче и как-то даже логичней, и вот он выступает с противоречивыми заявлениями.

Находясь в сентябре на Валдае, он предлагал отдать политические дела "на откуп правоохранительным органам и судебным инстанциям". Неделю спустя дал поручение своему СПЧ представить предложения по амнистии. "Все за амнистию, я так понимаю", – добавил он, обращаясь к правозащитникам, и это прозвучало довольно неожиданно в его устах. Он, стало быть, понимает эту всеобщую тягу к милосердию. А полторы недели назад, выступая перед прямыми потомками Бояна и других литераторов, Путин высказался в том духе, что государство не должно быть жестоким, государство должно быть снисходительным, и это опять-таки в устах человека жестокого и безжалостного к врагам режима прозвучало как сенсация.

Правда, позавчера, принимая Федотова и Лукина, он вроде дал понять, что узников Болотной освобождать не хочет, и сенсация сдулась, но это скорее всего надо понимать как реакцию на украинские события. Реакцию просчитанную, ибо кому как не Путину знать, кто провоцировал демонстрантов на Болотной и кто организовывал массовые беспорядки на Банковой. Погромы, как он их называет, приглашая Януковича по-нашему, по-путински расправиться с погромщиками.

Вообще есть такая точка зрения, что новая украинская революция – это плохая новость для российских политзеков. Президент РФ раздражен, если не напуган, и эти его метания от внезапной снисходительности к привычному живодерству легко объяснить Майданом. Но, с другой стороны, именно в эпоху второго Майдана ситуация для Путина меняется кардинально, и жестокость по отношению к своим политзекам будет выглядеть как проявление слабости, если не трусости. Так что кремлевские планы, связанные с амнистией, будут, по-видимому, уточняться и сохраняться в тайне до последнего дня.

А допрос свидетелей защиты продолжается, и это действительно момент истины – равно для инопланетянина и для завсегдатая политических процессов в Москве. То есть мы не узнаём ничего нового, но правда, когда ее внятно произносят после шести месяцев бесконечного вранья и диалогов про гестапо, ценна сама по себе. Вне зависимости от того, чем завершится суд, кого помилует Путин и чьи надежды не сбудутся.