статья Уполномученный

Илья Мильштейн, 24.06.2013
Илья Мильштейн. Courtesy photo

Илья Мильштейн. Courtesy photo

Среди эпизодов видеохроники, запечатлевшей известное событие, два сюжета особенно врезались в память. Произвели неизгладимое впечатление. Запали в душу.

В кадре один и тот же герой. Убеленный сединами человек в очках, в корректном костюме, очень уравновешенный, как-то даже вызывающе уравновешенный. Можно сказать, он работает на контрасте: вокруг шум и крики, порой доходит и до рукоприкладства, а человек в костюме спокоен.

В первом эпизоде он стоит перед закрытыми воротами, ведущими во внутренний двор, и общается с людьми, одетыми в пятнистую форму. "Дорогие мои, вы надолго сядете", – ласково уговаривает он собеседников, не желающих его пропускать, но они непреклонны. Он просит их представиться – они молчат. "Я вас предупредил, вы будете отвечать за это", – тихо прибавляет господин в очках, но диспозиция не меняется. "Вы чо, охренели?!" – волнуется кто-то в толпе, а он сохраняет хладнокровие. "Спо-кой-но", – произносит он по слогам, оборачиваясь к разгоряченному гражданину. Убеленный сединами твердо уверен в том, что его в конце концов пропустят, но сюжет завершается, а он так и стоит перед омоновцами, тщетно предъявляя им какую-то очень серьезную ксиву.

В другой раз он бродит возле того самого дома, откуда ему дали от ворот поворот, и поочередно общается с гражданами, расположившимися в окнах. С кандидатом в мэры Митрохиным и со Львом Пономаревым, который разъясняет ему подробности случившегося в этом доме. В какой-то момент публика предлагает человеку в костюме проникнуть в жилище через окно, но он не желает изменять своей явно устоявшейся привычке входить через двери. "Тогда, ребята, оставайтесь, а я... буду стараться звонить по начальству", – произносит он на прощанье, направляясь к воротам. И тут происходит чудо: наш герой беспрепятственно проникает во внутренний двор.

Между прочим, зовут его Владимир Петрович Лукин. Это уполномоченный по правам человека при президенте Путине. Омбудсмен, если кто-то еще не понял. Именно его не пропускали полицейские в тот самый офис движения "За права человека", из которого потом вышвырнули избитых людей. И понятно, что ничего им за это не будет – ни тем, кто стоял на стреме, ни тем, кто избивал и вышвыривал.

Непонятно другое.

Когда сажают девушек, устроивших панк-молебен, судят участников митинга на Болотной, избивают активистов ЛГБТ-движения, захватывают офис правозащитников, то особых вопросов не возникает. Это все кощунницы, грузинские оккупанты, растлители детей, иностранные агенты. В лице же Владимира Петровича Лукина власть стремится унизить правозащитника, которого сама призвала на службу. Демонстративно оттаптываясь на его правах, закрепленных в статусе омбудсмена, высшее начальство выказывает свое отношение и к его деятельности, и к правозащите как таковой. Даже если эта деятельность осуществляется на уровне государственной службы. Вот тебя уполномочили, дали кабинет, вручили пропуск, а ты все равно ничего не можешь, и власть будет всегда глуха к твоим призывам, и любой мент остановит тебя у ворот и позволит пройти за ограждение, только когда ему прикажут, если вообще позволит.

Собственно, есть два подхода к проблеме государственного служения человека интеллигентного, то есть в очках. Условно говоря, путь Ковалева и путь Лукина. Можно вспомнить, как уходил Сергей Адамович, первый российский омбудсмен, обнаруживший невозможность "работать с президентом", который более не является "ни сторонником демократии, ни гарантом прав и свобод граждан моей страны". О чем Ковалев и сообщал Ельцину в своем открытом письме. Это поначалу почти не повлияло на события, происходившие в стране, включая чеченскую войну, но оставило заметный след в политике и, как тогда казалось, в сознании граждан и даже самого президента. Впрочем, история российско-чеченских войн не завершилась и после Хасавюрта, и печальное перерождение Ельцина не ограничилось 38 снайперами в Первомайском. Прошли годы, и Борис Николаевич разглядел в Путине преемника и гаранта демократических реформ.

Ковалев уходил от президента, который "предал самого себя". Про Путина при всем желании такого не скажешь, и Лукин, взваливая на себя правозащитный крест, вероятно, знал на что шел. Патриот с человеческим лицом, Владимир Петрович заранее запасался терпением, предполагая защищать права человека в больной, равнодушной, озверелой, замордованной, воюющей стране. Запасы этого терпения, как видим, практически безграничны, и можно позавидовать его умению не выглядеть униженным в ситуации беспредельного унижения. Однако тем, за кого он вступается, не позавидуешь, потому что защитить не удается никого.

Владимир Лукин громко заявлял, что события 6 мая 2012 года не были "массовыми беспорядками", но узники Болотной сидят в ожидании почти неизбежного карательного приговора. Он требовал освобождения феминисток из Pussy Riot, но Алехина и Толоконникова продолжают отбывать свою двушечку. Он выступал против закона подлецов – закон принят и постоянно совершенствуется.

Про Ковалева говорили, что он поторопился уйти, ибо с Ельциным все-таки можно было дискутировать. Про Лукина хочется сказать, что он опаздывает с уходом. Сильно опаздывает, как бы доказывая фактом своего служения, будто у нас есть не только политзаключенные и тотальный правовой беспредел, но и госструктура, которая способна эффективно бороться за права репрессированных. Именно про него это хочется сказать, поскольку в отличие от Федотова и Титова уполномоченный по правам человека – фигура не фарсовая, но трагическая. Однако уходит он туда, где завершается рейдерский захват здания, и вслед ему из толпы граждан звучат аплодисменты. Громкие, отчаянные, нестройные хлопки, как в тех судах, где судят невиновных и обреченных, когда их проводят по коридору в застекленную камеру или уводят в тюрьму. Ради этих аплодисментов стоит жить, но служить, по-моему, уже не стоит.

Илья Мильштейн, 24.06.2013


в блоге Блоги

новость Новости по теме