От сообщений о вспышке куриного гриппа в Подмосковье исходит легкое ощущение какой-то бесшабашной жути (впрочем, теперь полагается говорить "безбашенной"). "По факту падежа кур возбуждено уголовное дело..." "Главный ветврач Московской области выразил надежду, что эти события - результат халатности, а не намеренного терроризма..." "Ведется отстрел диких птиц..." "Птичьим гриппом зарази..." - о нет, "заинтересовалась" - прокуратура".

Только этой напасти России не хватало. Заявления санитарных властей отличаются крайней противоречивостью и неуверенностью. Их действия - тоже. Пишут о панике населения, но ощущение такое, что в панику впали и сеют ее должностные лица. Только их коллективным умопомрачением можно объяснить решение сделать работникам птицефабрик прививку от обычного, человеческого гриппа. Отстрел диких птиц - это тоже сильно.

В этом мутном сюрреальном потоке блеснул вдруг алмаз: некий блоггер оживил общественность страшной догадкой: "Возникновение птичьего гриппа в Подмосковье - это пиар-кампания "Единой России" с целью заблокировать дороги и закрыть доступ агитаторов СПС и машин с агитационной продукцией СПС в населенные пункты области, а также чтобы снизить явку избирателей. Якобы никакого птичьего гриппа на самом деле нет".

Что ж, народная конспирология в пору эпидемий - явление обычное. Вспоминается опять-таки Булгаков: "Обьявился было, правда, в Волоколамске пророк, возвестивший, что падеж кур вызван не кем иным, как комиссарами..."

В России сходная страшная пагуба - холера - оставила глубокий след, и не только в истории, но и в литературе, и в том, что на сегодняшний манер можно было бы назвать технологией пиара. У нынешних пиарщиков кишка тонка переплюнуть поэтов Золотого века!

В 1826 году о холере разговорился со своим приятелем и соседом, студентом Дерптского университета Алексеем Вульфом, Пушкин: "Однажды, играя со мною в шахматы и дав конем мат моему королю и королеве, он мне сказал при том: "Cholera-morbus подошла к нашим границам и через пять лет будет у нас".

Студент не ошибся. Холерный карантин 1830 года настиг Пушкина в Болдине и обратил его в затворника. "Около меня колера морбус, - пишет он Плетневу. - Знаешь ли, что это за зверь? того и гляди, что забежит он и в Болдино, да всех нас перекусает - того и гляди, что к дяде Василью отправлюсь, а ты и пиши мою биографию". (Дядя Василий Львович только что скончался.)

Его невеста оставалась в Москве, откуда до Пушкина доходили рассказы о страшном бедствии. Один из мемуаристов, Павел Вистенгоф, рисует прямо-таки апокалиптическую картину: "Зараза приняла чудовищные размеры. Университет, все учебные заведения, присутственные места были закрыты, публичные увеселения запрещены, торговля остановилась. Москва была оцеплена строгим военным кордоном, и учрежден карантин. Кто мог и успел, бежал из города... Это могильное, удручающее безмолвие московских улиц по временам нарушалось тяжелым, глухим стуком колес больших четырехместных карет, запряженных парою тощих лошадей, тянувшихся небольшой рысью по направлению к одному из временно устроенных холерных лазаретов. Внутри карет или мучился умирающий, или уже лежал обезображенный труп". Все это своими глазами видел 15-летний Лермонтов, написавший тогда же два стихотворения о чуме.

Помимо карантинов, принимались и разъяснительно-просветительские меры. Министерство внутренних дел опубликовало наставление, в котором в целях профилактики инфекции не рекомендовало "жить в жилищах тесных и нечистых, предаваться гневу, страху, унынию и беспокойству духа и вообще сильному движению страстей". Император издал рескрипт: "Покорствуя неисповедимым судьбам всевышнего, мы, Николай I... не преминули употребить все возможные усилия для подания помощи страждущим".

Но страждущих эти заверения не успокоили, и 29 сентября Николай явился в Москве собственной персоной. "Я был в восхищении от героической решимости моего царя", - записал сопровождавший его Бенкендорф. Угроза августейшему здоровью и впрямь была: во дворце от холеры умерли двое слуг, по возвращении в Петербург симптомы появились и у самого царя, однако пронесло.

Пушкину визит Николая напомнил посещение Наполеоном чумного лазарета в Яффе в 1799 году во время сирийского похода:

Одров я вижу длинный строй,
Лежит на каждом труп живой,
Клейменный мощною чумою,
Царицею болезней... он,
Не бранной смертью окружен,
Нахмурясь ходит меж одрами
И хладно руку жмет чуме
И в погибающем уме
Рождает бодрость...

Именно по этому случаю сказано: "Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман". (Пушкин читал книгу мемуаров, автор которых оспаривал достоверность эпизода в Яффе; однако подлогом оказалась впоследствии сама эта книга.)

Стихи на приезд Николая в Москву написал и Антон Дельвиг:

Москва уныла: смерти страх
Престольный град опустошает;
Но кто в нее, взирая прах,
Навстречу ужаса влетает?
Петров потомок, Царь, как он
Бесстрашный духом, скорбный сердцем,
Летит, услыша русский стон,
Венчаться душ их самодержцем.

Летом следующего года от холеры умер в Витебске великий князь Константин Павлович, старший брат Николая I; чуть не отдал Богу душу Бенкендорф. Новая вспышка совпала с польским восстанием и на сей раз добралась до Петербурга. Тут дело дошло до форменного бунта. "В народе распространились слухи, что не болезнь, а отрава губит людей, - пишет современник событий, - что скрывающиеся в столице польские агенты и другие злоумышленники подсыпают яд в муку и воду, что врачи в заговоре с полициею насильно сажают здоровых в больницы и напрасно их мучат. Толпы рабочих и разного простого народа, возбужденные этими нелепыми слухами, покинули свои занятия, предались пьянству и стали бродить по улицам и стекаться на площадях, останавливая, обыскивая и обирая прохожих, подозреваемых в отравлении; наконец ворвались в два временные лазарета, все в них истребили и извлекли оттуда страждущих, причем несколько человек лишились жизни, в том числе один врач, выброшенный из окна верхнего этажа".

Это произошло 22 июня на Сенной площади. На усмирение толпы был направлен Семеновский полк. При виде солдат бунтовщики разбежались. Но наутро собрались там же, числом, по разным оценкам, от пяти до семи тысяч человек. Ситуация накалилась и потребовала вмешательства монарха. Николай прибыл из Петергофа и в коляске въехал прямо в толпу. Народ обомлел. Царь встал во весь свой немалый рост и гневно закричал:

"Что вы вчера наделали? Вы меня перед всем светом осрамили! Что вы - французы или поляки! Вы лекаря убили; русский ли это сделает?.. Чтоб мне этого более не было! Буду наказывать! Не боюсь никого, сошлю туда, туда!"

В некоторых сочинениях советского периода говорится, что в этот момент царь зверски заорал на подданных: "На колени!" И толпа, дескать, пала перед ним ниц. Но современники рассказывают, что царь велел толпе, обратившись лицом к церкви, молить Господа о прощении и даже встал на колени первым.

Толпа, однако, покорилась не сразу. "В это время, - пишет сопровождавший царя генерал-адъютант князь Меншиков, - несколько человек возвысили голос. Государь воскликнул к народу:

- До кого вы добираетесь, кого вы хотите, меня ли? Я никого не страшусь, вот я (показывает на свою грудь)".

В ответ на этот жест народ, по словам Меншикова, "в восторге и слезах" грянул "ура!". Николай напоследок поцеловал в лоб какого-то подвернувшегося под руку старика и отбыл.

Пушкин опять под карантином - на сей раз с женой в Царском Селе. О событиях в столице он рассказывает Нащокину, предаваясь, вопреки наставлению правительства, отчаянному унынию: "Я уже писал тебе, что в Петербурге холера и, как она здесь новая гостья, то гораздо более в чести, нежели у вас, равнодушных москвичей. На днях на Сенной был бунт в пользу ее; собралось православного народу тысяч 6, отперли больницы, кой-кого (сказывают) убили; государь сам явился на месте бунта и усмирил его. Дело обошлось без пушек, дай бог, чтоб и без кнута. Тяжелые времена, Павел Воинович!"

Вскоре холерный бунт начался в военных поселениях Новгородской губернии. Для наведения порядка туда отправился граф Орлов, а вслед за ним 26 июля прибыл и император. Вот тут действительно имело место повальное падение ниц. "Лиц ему не было видно, - пишет Бенкендорф. - Все преступники лежали распростертыми на земле, ожидая безмолвно и трепетно монаршего суда..." На этот раз прощать всех скопом царь не стал - назначил следствие, и наказание зачинщикам было суровое.

"Кажется, все усмирено, - записывает Пушкин по поводу этой истории, - а если нет еще, то все усмирится присутствием государя. Однако же сие решительное средство, как последнее, не должно быть всуе употребляемо... Царю не должно сближаться лично с народом. Чернь перестает скоро бояться таинственной власти и начинает тщеславиться своими сношениями с государем. Скоро в своих мятежах она будет требовать появления его как необходимого обряда... Таковые разговоры неприличны, а прения площадные превращаются тотчас в рев и вой голодного зверя. Россия имеет 12000 верст в ширину; государь не может явиться везде, где может вспыхнуть мятеж".

Действия Николая I в период холерных бунтов произвели огромное впечатление как на Россию, так и на Европу. Их сравнивали с поведением императора в роковой день 14 декабря. "Известно, что император уже неоднократно доказывал свое личное мужество, во-первых, при восшествии на престол, а позже во время холерного бунта", - писала французская газета.

Нынешний куриный мор эксцессами насилия и расправой над поляками и лекарями не сопровождается. Народ, насколько можно судить, более или менее безмолвствует, человеческих жертв пока нет. Лидер правящей партии на обвинения в свой адрес ответил встречными обвинениями в адрес производителей иностранной птичьей вакцины. Поддержал, так сказать, народную традицию - кого же, в самом деле, обвинять, как не аптекаря-чужеземца?

И лишь одно высокопоставленное должностное лицо пребывает в тени, а между тем птичий грипп входит в его компетенцию. Геннадий Онищенко тут не самый главный. Есть и поглавнее.

Президент Путин озаботился угрозой птичьего гриппа в январе прошлого года. На совещании с членами правительства он дал строгие указания министру здравоохранения Михаилу Зурабову: "Нужно продолжать эти усилия, направленные на предотвращение возможного распространения на нашу территорию этого заболевания, в частности, как я уже говорил, вести подготовку к весне, с тем чтобы все наши службы были во всеоружии во время перелета птиц с юга".

Вполне очевидно, что эти-то слова - встретить перелетных птиц во всеоружии - теперь и возымели эффект в виде отстрела диких птиц.

Вскоре руководителем оперативного штаба по борьбе с птичьим гриппом был назначен первый вице-премьер Дмитрий Анатольевич Медведев. В марте он уже отчитывался перед президентом.

"В.ПУТИН (обращаясь к Первому заместителю Председателя Правительства Д.Медведеву): Дмитрий Анатольевич, как работа строится по борьбе с птичьим гриппом?

Д.МЕДВЕДЕВ: В соответствии с Вашим указанием, распоряжением Правительства такой штаб утвержден. Начаты мероприятия в рамках деятельности штаба. Какова ситуация на сегодня в целом? Эпизоотия охватила 40 стран и имеет тенденцию к расширению. По данным Всемирной организации здравоохранения, всего в мире заболело 175 человек, хотя на самом деле цифра, по всей вероятности, значительно больше, просто в ряде государств такого рода наблюдения не ведутся.

В.ПУТИН: Почти половина умерла.

Д.МЕДВЕДЕВ: Из них 95 человек умерли.

В.ПУТИН: Это больше половины.

Д.МЕДВЕДЕВ: Больше половины. На сегодня в нашей стране в девяти субъектах (это прежде всего юг) зарегистрирован соответствующий падеж птиц от высокопатогенного штамма гриппа Н5N1. Общее количество погибших и уничтоженных птиц уже превысило 1 миллион 100 тысяч особей. В настоящее время, конечно, ситуацию мы расцениваем как весьма серьезную, поэтому ей нужно заниматься в постоянном режиме...

В.ПУТИН: Хорошо".

Но нынче преемник как-то стушевался - во всяком случае на фронте борьбы с эпидемией его не видно.

Как явствует из сообщений, размещенных на сайте правительства РФ, последнее заседание оперативного штаба по птичьему гриппу Медведев провел 5 июля прошлого года. На этой и прошлой неделях он занимался чем угодно, только не эпидемией. Если, конечно, не считать относящимся к птичьему гриппу совещание по демографической политике.

Последнее сообщение о птичьем гриппе с участием г-на Медведева датировано 16 февраля - в нем сказано, что первый вице-премьер "потребовал от руководителей регионов принять все необходимые меры по борьбе с распространением птичьего гриппа". Это, конечно, далеко не николаевское "На колени!"

Должно быть, в головах у конспирологов по мере чтения этого текста уже вырисовывается версия: "Э! - сказали мы с Петром Ивановичем"... Вот она, интрига-то, вот под кого подкоп. И как совпало с некоторыми кадровыми решениями! Неровен час эпидемия усилится - и сбудется описанное Булгаковым, выступят в поход на смертный бой с невидимой заразой стройные ряды воинов:

"Где-то пели весело и разухабисто, и с коней смотрели в зыбком рекламном свете лица в заломленных малиновых шапках...

- Выручайте, братцы, - завывали с тротуаров, - бейте гадов... Спасайте Москву!..

По рядам разливалось глухое и щиплющее сердце пение:

...Ни туз, ни дама, ни валет,
Побьем мы гадов без сомненья,
Четыре сбоку - ваших нет...

Гудящие раскаты "ура" выплывали над всей этой кашей, потому что пронесся слух, что впереди шеренг на лошади, в таком же малиновом башлыке, как и все всадники, едет ставший легендарным десять лет назад, постаревший и поседевший командир конной громады".

Да, картина... Батальное полотно. И сколько проблем разом решится.