Знаменитый юридический спор Ипполита Матвеевича Воробьянинова с отцом Федором о праве собственности на стулья ("Это не ваше имущество! - А чье же? - Национализированное!") в наши дни обрел новое актуальное звучание. В Петербурге в бывшем особняке Нарышкиных обнаружился клад – главным образом столовое серебро общим числом 2168 предметов производства лучших русских и европейских фирм. Сообщается, в частности, о столовом сервизе от Игната Сазикова (сразу вспоминается фраза Кучумова из "Бешеных денег" Островского: "Куплю у Сазикова золотую солонку фунтов в пять"), а также два изделия с клеймом Фаберже. Каждый предмет завернут в газету, датированную мартом – сентябрем 1917 года.

Источник в администрации президента сообщил, что клад Нарышкиных передадут в Константиновский дворец в Стрельне, где из него, надо полагать, будут пить и кушать президент и его гости. Его уже упаковали и подготовили к перевозке. Но тут вдруг обнаружились наследницы – двоюродные сестры Нарышкины, обе Натали, одна из которых живет в Париже, а другая – в Женеве.

Парижская Натали предъявила официальную претензию на имущество своей семьи. Она пока не представляет, как обосновать эту претензию юридически. Зато российская сторона отлично знает, на каком основании эту претензию отклонить. Как заявил президент Балтийской коллегии адвокатов Юрий Новолодский, в России по сей день остается в силе декрет советской власти от 19 ноября 1920 года "О конфискации всего движимого имущества граждан, бежавших из республики, в чем бы оно ни заключалось и где бы ни находилось".

Декрет Совета народных комиссаров (его правильное название - "О конфискации всего движимого имущества граждан, бежавших за пределы Республики или скрывающихся до настоящего времени") гласит, что вещи, имеющие музейную ценность, должны быть переданы в просветительные учреждения, а все прочее – обращено в товарный фонд республики.

Г-н Новолодский не совсем точен. Декрет этот вкупе с другими аналогичными нормативными актами первых лет советской власти утратил силу. В 1927 году они были заменены сводным законом «О реквизиции и конфискации имущества». А в нем, в разделе III, сказано:

13. Конфискация имущества производится:
...в) в отношении лиц, бежавших за пределы Республики из политических побуждений и не возвратившихся к моменту конфискации.

Вот этот реликт несуществующей правовой системы действительно применяется современными российскими судами в качестве основания для отклонения исков наследников бывших владельцев имущества.

Как будто все ясно. Права кузин Нарышкиных, разумеется, птичьи. Вопрос исчерпан не только юридически, но и в поддержке общественного мнения сомневаться не приходится – оно, конечно, против возвращения имущества потомкам "недорезанных буржуев", крепостников и эксплуататоров трудового народа.

Да они давно и не претендуют. Знал я в Вашингтоне князя Алексея Николаевича Оболенского. Он родился в 1919 году в Гейдельберге, прожил долгую, наполненную событиями жизнь. Говорят, князь любил русскую кухню и русские народные песни. Не знаю. По-моему, он любил наши чесапикские устрицы и американский джаз, особенно Джелли Ролла Мортона. Был ли он русским? Он был европейцем, а русские песни и молочного поросенка с гречневой кашей воспринимал как этнографию. Он не раз бывал на родине предков, в родовом гнезде Оболенских в Калужской области. В бывшей барской усадьбе теперь детский интернат. В отличие от РПЦ, у него, конечно, и в мыслях не было лишить деток крыши над головой – наоборот, помогал им, собирал деньги через эмигрантские фонды. Там и упокоился.

Проблема реституции шире и глубже этих частных случаев. Она затрагивает правовые основы нынешнего общественно-политического строя России. Ведь не только "эксплуататорские классы" были лишены имущества советской властью. Второй Съезд советов вторым же своим декретом отменил частную собственность на землю – вся она была национализирована. Закон от 27 января 1918 года "О социализации земли" установил, что земля "переходит в пользование всего трудового народа", а порядок пользования ею будут определять органы советской власти. Так что в период коллективизации землю у крестьян отбирал ее "законный" владелец. Такими же ударными темпами был национализирован жилищный фонд, управлять которым стали домкомы во главе со швондерами. Национализированы были и банки вместе с частными вкладами и содержимым депозитных ячеек. Исключение сделали лишь для мелких вкладчиков, но и их счета были фактически арестованы – им был установлен ежемесячный лимит в 500 рублей, который быстро съедала инфляция, причем для получения денег требовалось удостоверение от комитета бедноты. Декретом от 27 апреля 1918 года было отменено право наследования.

Освобождение граждан от имущества довершили комиссары или налетчики, выдававшие себя за комиссаров, проводившие конфискации и реквизиции автомобилей, ценностей и вообще всего, что им понравится, вплоть до предметов одежды и домашнего обихода. У подданных Совдепии не осталось буквально ничего своего. В подписанном Лениным воззвании "К населению" от 5 ноября 1917 года большевики призывали: "Берегите, храните, как зеницу ока, землю, хлеб, фабрики, орудия, продукты, транспорт - все это отныне будет всецело вашим, общественным достоянием". Но он же, Ленин, вписал в проект "Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа" положение о том, что отныне все средства производства и транспорт переходят в собственность государства. В апреле 1920 года СНК издал декрет "О реквизициях и конфискациях", которым специально запретил конфискацию "вещей домашнего обихода (мебели, одежды, обуви, посуды и пр.)", из чего ясно, что грабеж населения комиссарами принял совсем уж безобразный характер, однако оговорился: "В случаях особо острой общественной нужды в этих вещах право реквизиции или конфискации их принадлежит Особой Комиссии".

В 1991 году после распада СССР Россия стояла перед выбором: объявить ли себя правопродолжателем демократической республики, возникшей в феврале 1917 года, или Советского Союза? Выбор был сделан в пользу Советского Союза, хотя у Ельцина были и остались сомнения на этот счет. Профессор Андрей Зубов в своей публичной лекции цитировал книгу Ельцина "Президентский марафон", написанную уже на покое, где развилка обозначена ясно:

Но сейчас я думаю: а что бы было, если бы новая Россия пошла другим путем и восстановила свое правопреемство с другой Россией, прежней, загубленной большевиками в 1917 году?.. Идея реставрации всегда сильно пугала наше общественное мнение. Отдавать собственность, землю, выплачивать потомкам эмигрантов долги за потерянное в революционные годы имущество? Все это было бы очень трудно, непривычно, непонятно. Но с революцией проще рвать именно так - жестко, не затягивая и не усложняя мучительный процесс расставания с историческим прошлым. И у этой коренной ломки общественного устройства были бы свои несомненные плюсы. Мы бы жили по совершенно другим законам...

Восточная Европа пошла именно по этому, второму пути.

Результат реституции – появление многочисленного слоя собственников. "Восточные европейцы, - говорит Андрей Зубов, - выросшие на австро-венгерской и германской системах права, прекрасно понимали, что закон формирует будущее. И от кого ты произведешь себя, таким ты неизбежно и будешь. Произведешь ты себя от коммунистического – и оно будет постоянно воспроизводиться". Приватизация без реституции уродлива и несправедлива. Но именно многочисленных собственников нынешней российской власти и не нужно. Собственник – лицо независимое, а значит, трудноуправляемое.

Ни на какую недвижимость в России сестры Нарышкины не претендуют. Им бы получить назад посуду и ордена предков, которые тоже есть среди предметов, найденных в тайнике. Но и это у них вряд ли получится. Международное право признает законность национализации. Однако иностранцам полагается компенсация. Во Франции, например, ее получили даже потомки аристократов, бежавших от революции в XVIII веке. С российскими собственниками совсем другая история. Много лет вела тяжбу с Эрмитажем и Пушкинским музеем дочь великого русского коллекционера Сергея Щукина Ирина. Собрание Щукина было национализировано специальным декретом в 1918 году. Всякий раз, когда картины вывозились на выставки за рубеж, Ирина Щукина обращалась в суд соответствующей страны, но так ничего и не добилась: она-то иностранка, но ее отец был российским подданным. Пытались добиться справедливости и наследники Ивана Морозова – с тем же успехом. А три года назад правнук Морозова Пьер Коновалофф решил отсудить картину Ван Гога у Йельского университета. Университет получил полотно в дар от коллекционера, купившего его у музея, а музей, в свою очередь, - на одном из аукционов, на которых в 30-е годы советское правительство продавало национализированные художественные ценности. Адвокаты университета просят американский суд признать эти продажи законными, а адвокаты истца говорят, что советское правительство заполучило их тем же способом, что и правительство Третьего рейха.

Ох, не видать сестрам Нарышкиным солонки от Сазикова...