Вернулась из Луганска, куда мы возили помощь - лекарства, бытовую химию. Добрались благополучно. Багаж почти не проверяют, хотя были сложности с лекарствами: говорят, гуманитарная помощь - только через МЧС. В результате нас пустили. Но, конечно, лекарства удобнее покупать там, на месте. Тем более что главная проблема у луганчан - деньги.

Первые впечатления: всюду грязные, худые, очевидно брошенные собаки и кошки, как следы войны, уничтожающей все живое. Разбитые окна, покореженные дома. Разрывы, более или менее отдаленные, здесь слышны практически каждый день, особенно вечером. Нам рассказали о том, как различать по звуку прилетающие и улетающие снаряды. Чтобы услышать четче, приоткрывают окно. Когда это "Град", когда что-то другое, мы узнавали от знакомых, обещавших, что, пробыв здесь немного, и мы станем в этом специалистами.

Здесь все связано с войной: и испорченный компьютер, и поврежденный слух, и сломанный мостик на дороге. Когда дороги хорошие, это значит, что укатаны танками и БМП.

Но вообще Луганск - чистый город. Народу мало, в 6-7 часов вечера улицы пустынны. Впрочем, если полтора месяца назад здесь уже часа в три дня магазины закрывались, то сейчас некоторые работают и подольше. И все же не очень понятно, как здесь живут люди. Здесь с октября не получают зарплаты и уже ее не ждут, пенсии нет и в помине. Разовую помощь - 1800 гривен - те, кто не умер и не уехал, еще могут получить. Но, хотя денег не платят, люди держатся на рабочих местах, просто боясь их потерять, и окончательно лишиться надежды. Получают немного шахтеры, работающие на частных шахтах, возможно, кто-то еще.

Воды нет, ее закупают в магазине, а вечером иногда дают на час-два. Гуманитарными грузами торгуют почти открыто, жители и не ждут ничего оттуда. Есть какие-то небольшие подачки отдельным учреждениям. Но, говорят, после каждого российского гумконвоя через два дня бухают снаряды.

"Грады" устанавливаются прямо рядом с домами, и все знают, где базируются российские войска. Поэтому «ватников» в нашем понимании здесь трудно себе представить. Кинотеатр "Украина" здесь переименован в "Русь", но электричество украинское, и за пенсиями ездят в Украину, хотя сейчас это достаточно сложно - при новой пропускной системе людям приходится пробираться через Россию. Но все равно как-то ездят.

В ЛНР почти не играют - не до того. Всей этой символики, которой месяц назад было полно, сейчас гораздо меньше, хотя приток российских сил не прекращается. Впрочем, российские флаги висят открыто - на казачьих блокпостах, на здании СБУ и не только. Ходят страшные мифы о диверсантах. За интерес к чему-либо связанному с войной (а это здесь практически все), а особенно за фотографирование, можно дорого заплатить.

Люди привыкли жить в другой реальности, где твой дом может разрушиться в одну минуту, где твоих соседей убивает на автобусной остановке и человек, с которым ты говорил пять минут назад, превращается в кровавое месиво. Разрывы похожи на гром, даже застольный тост появился: "за гром обыкновенный". Но обстрел заканчивается, разбитые окна заделывают, ставят цветы. Люди хотят жить, хотят во что-то верить. Некоторые пенсионеры верят в золотой век, вспоминая советское время и колбасу за два двадцать, а кто-то и в далекого Путина, который поможет все вернуть, но большинство просто хотят, чтобы в них не стреляли.

Конечно, есть те, кто против российской оккупации, и их тоже немало. Но здесь знают о подвалах ФСБ, в которые здесь попасть просто (человека, следующего за военной машиной, принимают за шпиона, человека, забывшего паспорт, избивают до полусмерти). Жизнь продолжается, а люди все исчезают в пасти войны. Есть слух, что убитых солдат сжигают за рекой: по утрам там специфический запах. Это чьи-то дети, обманутые, преданные. Один Бог знает меру вины каждого. Нищие буряты, бывшие зеки, которые не знают, куда себя деть, российские срочники - мало ли еще кто. Смерть равняет всех. Но невозможно скрыть кражи машин, которые иногда, попользовавшись, возвращают, поборы в пользу "ополчения" на блокпостах. У всех на глазах стычки между местными военизированными группами, установки "Град" и российские военные. И между всеми этими шестеренками мучаются живые люди. Женщина с 14-летней дочерью-инвалидом на восьмом этаже каждый раз сама на руках спускает ее вниз для прогулки. Оставаться страшно, но и ехать куда-то с больным ребенком в такое время страшно.

Ситуации и люди разные, но тех, кто остался, соединяет взаимная солидарность попавших в беду. Люди не бросают своих близких, да и просто не хотят остаться без крыши. Можно ли обвинить их в этом? Женщина-волонтер, знающая в своем квартале не только каждого человека, но и каждую собаку и кошку, координирует обмен гуманитаркой: все необходимое носят из одного двора в другой. Все пытаются подбодрить друг друга, убедить, что все это скоро закончится. Часто люди готовы отдать последнее и видят смысл своей жизни в помощи тем, кому еще хуже. Но многие не выдерживают.

Мы были с лекарствами в психиатрической больнице, где есть и тяжело больные, и брошенные старики, и просто люди, которых война сделала абсолютно беспомощными. Им не хватает элементарного - пищи, лекарств. Главврач делает все что может, сам бедствует. Война, безвременье. Жизнь остановилась даже в тюрьме. Заключенные здесь не могут выйти по УДО, потому что судов вообще нет. Но кто-то и здесь обретает веру, начинает новую жизнь: протестантские пасторы посещают зеков, говоря им, что есть Бог, что и у них есть надежда.

Люди живут везде, они женятся, рожают детей, люди просто хотят жить. И они имеют это право: выходить на улицу и не бояться. Почему именно они платят своей жизнью и жизнью своих близких? Кто-то из них верил провокаторам, выходил на фальшивые путинские митинги. Но не слишком ли высока цена? Уже в автобусе, возвращаясь обратно, я слышала телефонный разговор старушки с ее дочерью: "Уходи в подвал. Убери паспорт, деньги, и уходи..." Почему вот такие, как она, должны отвечать за эту войну? Почему не кто-нибудь другой? Этого нельзя ни понять, ни принять. Им нужна наша помощь. Люди, живущие на территории, оккупированной российскими войсками, заложники ситуации, за которую ответственны и мы.