(Часть 1)

Проснулся посреди ночи. Снилась какая-то муть, во рту сушняк... Где это я? Ах да, на полу в квартире у Староверова. Вот вроде и на свободе, а счастья нет. В прошлую ночь было ровно наоборот. Прекрасно себе спишь, просыпаешься — где это я? Дверь с зарешеченным окошком, у нее какие-то тени, приглушенные голоса... Ах да, я же в нижегородской ментовке! Вот вроде и в камере, а спится хорошо — ну, значит, все зашибись. А если не дадут суток, то будет и совсем здорово. Хотя, с другой стороны, если дадут — тоже неплохо, посмотрю, как выглядит здешний ИВС (суточников здесь, оказывается, возят в ИВС, ибо старый спецприемник закрыли). А это интересно, хотя, с другой стороны, вроде и домой неплохо. Итак, думаешь, мне хорошо, а будет еще лучше, и вообще жизнь прекрасна. И с этой мыслью засыпаешь.

Ну уж коли сейчас проснулся — сажусь за староверовский ноутбук и начинаю набрасывать общие впечатления от экскурсии в Нижний. Этой возможностью, конечно, квартира Староверова выгодно отличается от КАЗ (камеры административно задержанных), где можно было только посылать эсэмэски по заныканному телефону.

Картинка первая. Ночь, едем в автобусе: я, Вера Лаврешина и два молодых журналиста «Граней» — Андрей Новичков и Ника Максимюк. Тревожное подозрение: а не снимут ли нас? Новичков смотрит «Твиттер» и сообщает свежую новость: в Нижнем задержан Строганов. Опаньки! Значит, к делу подошли серьезно и нас, рабов Божиих, уже ждут небось на Московском вокзале... а все потому что мы, как мудаки, поехали последним автобусом да вдобавок два дня трепались об этом по телефонам, вместо того чтобы как умные добираться на собаках. Потом сообщают, что охотились, собственно, за местной активисткой Анной Кузнецовой, а Строганов просто вышел вместе с ней и попал под раздачу. Уже легче. Потом сообщение, что Строганова отпустили. Это совсем хорошо, но я просто перестаю что-либо понимать.

(Белорусский оппозиционер Макс Винярский потом тоже говорил, что, узнав о задержании Строганова, он вообразил, будто российская полиция наконец начала действовать рационально, как действует полиция на его родине. К счастью, оказалось, что он был слишком хорошего мнения о полиции братской страны.)

На Московском вокзале встречают: старая знакомая Даша Гладских из «Другой России», с ней москвичка Таня Болотина и веселый мужичок, которого зовут Макс Винярский и который, оказывается, из Белоруссии. Даша тотчас вызывает такси, и мы едем на явочную квартиру. Макс рассказывает, как строго и рационально поставлено дело борьбы с крамолой на его прекрасной родине и какой либерализм и бардак по сравнению с ней царит в России.

С утра выезжаем на назначенное место встречи активистов. Туда же подруливают старые знакомые: Строганов, Олег Прудников из Левого фронта, Андрей Семенов. Тут же знакомимся с местным активистом, анархистом Сергеем Кузнецовым — 50-летним ветераном революционной борьбы, с роскошной полуседой уже бородой. «За вами хвоста не было?» — «Не, мы на такси приехали». — «А мы только что хвост сбросили... Красиво ушли!» Серж и ведет нас на Покровскую улицу, где у кинотеатра «Октябрь» назначен сбор участников. В какой-то момент замечаю, что за нами неотступно следует подозрительного вида парень... Но потом парень нас обгоняет - затем я видел его среди участников марша.

Покровская оказывается местным Арбатом. По ней фланируют праздничные толпы. Перед кинотеатром топчется народ. Узнаю лидера всей нижегородской крамолы Юрия Староверова, к нему подбегают менты с какими-то бумажками, но, пообщавшись немного, отходят. Сам подхожу к Староверову и сообщаю ему мысль: «Лозунг дня: "Долой кремлевских оккупантов!". Ибо 4 ноября». Староверов усмехается и кивает. Между тем бегают корреспонденты местного телеканала «Волга», берут интервью - почему-то только у молодых людей. Кто-то кричит: «"Волге" интервью не давайте, это плохой канал!» Тут же ходит и хороший канал в лице Саши Сотника с «Политвестника». В сторону Кремля улица намертво блокирована заграждениями, за которыми несметные полчища ментов.

Начало марша намечено на 15 часов, но действо задерживается. Наконец Староверов начинает доставать какую-то растяжку. Достаем свою скрижаль (как выражается Строганов) и мы — большую черную растяжку с грозной надписью «Путин будет казнен».

Выстраиваемся с растяжками. Серж по секрету сообщает, что готовится военная хитрость и мы пойдем совсем в другую сторону. Действительно, по команде все делают поворот кругом и идут в сторону, свободную от ментов. Староверов выкрикивает в мегафон: «Долой кремлевских оккупантов!» Марш начинается. «Россия без Путина!» Менты охреневают. Некоторое время идем совершенно невозбранно, потом начинают нагонять какие-то ребята в камуфляже и шлемах. Наши пускают дымовуху и прорывают жидкую цепь. «Путин будет казнен!» — орем мы в клубах дыма. Выходим на какой-то бульвар. Ребята в камуфляже пытаются вырвать растяжку, мы не отдаем. Начинается перетягивание каната. Неужели? Наша команда победила: мы снова растягиваем скрижаль. «Путин будет казнен!»

За железным забором, ограждающим что-то на бульваре, появляется Староверов с мегафоном и начинает скандировать лозунги. Драйв, как на старых московских маршах несогласных. Боже, где это все? И ведь было же у нас, в Москве, было, и задолго до того, как возмущение путинщиной стало всеобщим. Куда, в какой унитаз все это слито? Как назвать людей, которые сознательно - повторяю, СОЗНАТЕЛЬНО - заменили реальный протест бессмысленными митингами в загонах и беззубыми гуляниями с песнями под гитару? Вспоминается позорное начало позорного оккупая: ночь на 8 мая, памятник героям Плевны, возбужденные люди, ГОТОВЫЕ сопротивляться и винтиться, - и явление Удальцова и Навального, и фюрер интернет-хомяков на ступенях памятника, со всеми своими демагогическими приемами возглашающий: «Мы мирные люди! Мы просто гуляем! Мы не нарушаем никаких законов! По проезжей части не ходить, газонов не топтать, лозунгов не выкрикивать...» Будьте вы прокляты!

На нас снова налетают, мы садимся в сцепку у забора (в сущности это была ошибка: следовало идти на прорыв вместе со всеми, но такова проклятая московская привычка: даже активисты уже забыли, что такое активное сопротивление, марш и прорыв!). Какая-то девушка подныривает под забор, я за ней с концом растяжки. Тут вроде безопасно, камуфлированных нет. «Лезьте под забор!» — кричим мы остальным. Но те не слышат; да, кажется, их в это время уже винтят. И тут набегают космонавты. Один хватает меня - я падаю и вцепляюсь ему в ботинок. Космонавт пытается освободиться, я не пускаю. Космонавт удивлен. Он смотрит на меня, я на него. «Тебе зубы выбить?» - ласково спрашивает он. Я молчу. Он несильно бьет меня кулаком в подбородок. Я не отпускаю. «Что вы делаете? Зачем вы бьете человека?» — кричит какой-то мужик. Его винтят. Я вцепился в космонавта намертво. Он пытается идти со мной на ноге - я хватаю его за вторую. Это продолжается долго - несколько минут как минимум. Сцепку у забора уже повинтили всю. Наконец набегают на меня, отцепляют и несут. Я кричу: «Долой полицейское государство!» Начинают заталкивать в автобус, сдуру вперед ногами - я упираюсь - им приходится приложить некоторые усилия - наконец запихивают - я сажусь на ступеньку, чтоб хотя бы затруднить вход остальным камуфлированным, - они шагают через меня - над моей головой сзади крики и свалка. (Впоследствии, в отделе, в моем присутствии мент жаловался товарищам: «Самый был беспредельный автобус. ОМОН не пускали, ей-богу! Сорвали с меня значок и сами же кричали: предъявите ваш значок! А я уже мысленно с пенсией попрощался!» Зато представительница другой стороны рассказывала: «Когда тебя стали запихивать, я начала молотить их по каскам, сорвала с кого-то погон, потом выхватила рацию и кинула ее об мостовую. И все сошло с рук!»).

Наконец автобус трогается, и мы едем навстречу новым приключениям, которые будут описаны чуть попозже.