В конце лета будет двадцать лет попытке осадить перестройку советского режима, в конце года - двадцать лет роспуска ССCР, сведения его к одной Российской федеративной республике, уже не именуемой социалистической. У нас, мол, теперь капитализм, рынок и демократия. Не та экономика, что была, не та политика. Но и двадцать лет спустя – это вранье. Объявили одни перемены, а произошли совсем другие.

Объясняют это тем, что капитализм и либерализм чужды России по природе. Потому и западные порядки ей навязать не удалось. Дескать, Россия – это вам не Запад. Звавшие себя либералами пошумели, но большей частью пошли прямо во власть, а частично с ней сотрудничают, изображая оппозицию. Россия, мол, живет по особой Русской Системе, где что-то значит только власть как таковая.

На деле еще Киевская Русь отличалась от западноевропейских княжеств немногим больше, чем они друг от друга. Хоть она и возникла поздней государства франков, но поддерживала отношения с Восточной Римской империей – Византией - и тоже переняла там христианство и многое другое. Повлияло на русскую жизнь и монгольское иго, длившееся четверть тысячелетия, но арабы еще дольше владели Испанией, европеизм и капитализм которой никто не отрицает.

Да и западные буржуазные революции и тамошние либеральные общества - не явления природы. Жестоких самодуров на тронах и там было хоть отбавляй. Против них там боролись, но и у нас тоже. Просто на Западе феодальная реакция в борьбе отступила, а у нас взяла верх.

Но прояснить, почему так случилось, мешает гордыня. Проще рассуждать об особой Русской Системе, чем объяснить успех феодальной реакции. Вера в то, что власть всемогуща и, если беспощадна, пересилит законы природы и общества, у нас господствует. Ленин, враг царизма, не видел лучшего способа пресечь его зло, чем взять еще больше власти. Его манил не социальный компромисс, как в XIII веке графа де Монфора, создателя английского парламента, и не массовое сопротивление, как в ХХ веке Ганди в никак не западной Индии.

Но миф о всесилии власти, и малой долей которой ни с кем не следует делиться, создал не Рюрик и не Ярослав Мудрый. Он возник с обращением русского национального государства в империю, строившуюся иначе, чем западные. При Иване III с 1480 года Москва уже не зависела от монголов, а при его сыне Василии объединила все русские земли. Русь Ивана III тоже не очень отличалась от Запада, где не все государства еще были национальными. Колумб отплыл в Индию и открыл Америку через десять с лишним лет после стояния на Угре.

Но внук Ивана III, Иван Грозный, первым принявший царский титул, взял в 1552 году Казань, в 1556-м Астрахань, а в начале 1580-х Ермак покорил Сибирь. Через сто лет после обретения независимости русское национальное государство несказанно выросло, и тут стали складываться особенности, ощутимо его потом изменившие. Вводились заповедные лета, в которые даже в Юрьев день запрещали крестьянский переход от одного барина к другому. А потом и этот день отменили, и феодальная зависимость, слабевшая в Европе, обратилась у нас в крепостное право.

И колониальные захваты, с конца XV века тоже проводившиеся не одной Россией, у нас понимались не как распространение своей власти на чужие земли, а как их включение в состав своей, отчего национальное государство становилось все менее национальным, не столько следуя своей природе, сколько ей переча.

Не то чтобы испанцы или англичане не создавали империй или были милосердней - отличие России в том, что в ее империи не было метрополии. А ее колонии не считались колониями. Всю империю целиком выдавали за национальное русское государство. А в нем была закрепощена половина титульного народа, что и создало впрямь особую ситуацию, поныне любезную власти. Любезную тем, что она расколола русский народ.

Меньшинство, хоть не такое малое, имело от империи личные выгоды. Но закрепощенному (а в советские годы – лишенному паспортов) большинству было не лучше, чем покоренным, да оно еще должно было первым за эту империю умирать. Русская империя обратила в рабов русский народ. В Европе так не было. Вот и спутались у нас понятия.

После августа 1991-го и роспуска СССР нашу ужавшуюся империю опять выдают за национальное государство. Уже хотят уничтожить этнические автономии. Но без тоталитаризма тут не обойтись - не только потому, что восстанут «инородцы», но и потому, что уйдет обоснование неравноправия меж русскими, уже нередко размышляющими, кто их покорил. До 1917-го кажется, что помещики, говорившие по-французски, а ныне – москвичи и питерцы.

Александр II, освободив крестьян и создав отличную судебную систему, дал возможность развития, но не уберег страну от революций и крушения. Увы, и при нем монархия не стала конституционной, не возникли представительные органы, пусть сперва неравноправные, но позволяющие публично и мирно разрешать нараставшие противоречия, не вынуждая людей идти с иконами к царю на Дворцовую. Империя неспособна предложить ненасильственные методы разрешения социальных противоречий. Вот многим и кажется, что Россия обречена. А обречена империя. Если русское национальное государство из нее выйдет, оно спасется.

Это спасение не просто в свободных выборах. Им нынче мешают не одни «подсчеты». Власть над информацией не дает различить тех, кого стоит выбирать. А выбирать могут только свободные выбирать. В империи это невозможно. Наивны мечты уговорами осадить царскую волю. Псевдолиберал Чубайс сулит «либеральную империю» - но это оксюморон, сочетание несочетаемого, миф, не более достоверный, чем коммунизм. А настоящему либералу близок антиимперский демократический национализм покоренных народов, но ему близок и антиимперский национализм титульных крепостных, которых империя гонит покорять другие народы. То есть русский демократический антиимперский национализм.

У нас нет свободных дискуссий, и слова теряют свои значения. Понятия «левый» и «правый» в ходу с точностью до наоборот, поперек их историческому смыслу. Имперскую претензию править другими у нас считают национализмом. Извращено и понятие «либерализм». А смысл его не в том, чтобы уберечь тоталитарную власть от разлада со здравым смыслом, чего, возможно, хотел, служа Путину премьером, Касьянов, а в том, чтобы служить не царю, а отечеству.

Первое дело российского либерализма - избавить русских от обязанности силой держать покоренные народы. Проблема даже не столько в том, что это 20% населения, сколько в том, что большая их часть живет в областях векового расселения и вертикаль на них там давит, а они вправе сами решать, как им жить. Неплохо бы, если в союзе с Россией, но с правом выйти, если мы его нарушим. Увы, наша имперская власть не может свои обязательства не нарушать.

В национальном русском государстве отпадет нужда в обильном применении силы, не будет оправдания несметным внутренним войскам и гигантским силовым органам. Там русская власть не сможет быть независимой от русских и бездумно убивать. А империи без силовиков не выжить. Оттого освободиться от нее России еще важней, чем Чечне. Ведь в условиях свободы она выиграет быстрей. Как выиграла Германия без гитлеровских завоеваний.