Первое слово отечественной политики – единство. Президент утверждает, что парламент для России губителен. Премьер возглавляет «Единую Россию». Председатель Думы считает, что она не место для дискуссий, надо держаться единого мнения. Это он не по глупости: там, где главное – быть всем заодно, за всех решит начальник. Всеобщее единство оправдывает власти предержащие и выдает империю за национальное государство. Оно, дескать, у нас такое большое просто потому, что великое. Спорить с Медведевым, Путиным, Грызловым нет смысла, да они и сами ни с кем не спорят, а вещают. На дискуссии о формализме Шкловский сказал Троцкому: "Конечно, вы нас победите. Мы лишь горстка литераторов, а за вами армия и флот". Троцкий, хоть интересовался литературой, был тогда наркомвоенмор. Уже имелась ЧК, а ныне есть ФСБ. К властям вопросов нет.

Но единства хотят и противники режима - и поносящие его в целом, и критикующие конкретно, и просто презирающие: то строят единую оппозицию, то клянут раскольника Явлинского, не слившегося в экстазе с Гайдаром и Чубайсом. Между тем в политике главное не единство, а представительство.

Россия даже после распада СССР самая пестрая страна на свете. В иных населения больше, но оно однороднее. У нас на половине территории очень по-разному живут очень разные нерусские народы. Да и русские, составляющие более восьмидесяти процентов населения, совсем не однородный народ. Но и у русских нет в России отдельного от остальных голоса, и совсем не слышны голоса различных слоев русского народа. И русские, и нерусские, опутаны жестким жгутом единства, единовластия. Путин называет роспуск СССР глобальной катастрофой, но не признается, что это катастрофа единовластия. Того самого, которое под новой вывеской продолжается в России.

Нам регулярно внушают, что выборы не имеют смысла, потому что избранный чиновник не лучше назначенного и сменить его не легче. Может, и так. Но в ходе свободных и честных выборов (а нечестны и несвободны они там, где существует единовластие) по крайней мере проясняется, чего люди хотят, обнажаются их склонности, и избранный чиновник вынужден эти склонности учитывать, а назначенный и глядеть на людей не обязан. Лужков – грубый градоначальник, но не раз избирался, вот кое-что и учитывал, хоть недостаточно, а Медведев – сама любезность, но он назначен и не видит избирателей.

Мало кто задумывается о том, почему после Горбачева, после обнадеживавшего поворота в августе 1991 года, Россия вернулась к единовластию. Справедливо винят нефтяной подскок. Но возврат начался еще штурмом Грозного в конце 1994-го, а оформился президентскими выборами 1996-го. Победу Ельцина тогда обеспечили политические технологии. И главным было систематическое внушение, будто эти выборы решают, быть России опять коммунистической с победой Зюганова или свободной под водительством Ельцина. А у Зюганова, как подтвердили выборы, шансов на победу не было, и во втором туре он набрал лишь сорок с небольшим процентов.

На деле те выборы решали, будет ли править страной выходец из верхушки КПСС, как Ельцин или Зюганов, или человек со стороны. Самыми популярными кандидатами из таких оказались генерал Лебедь и экономист Явлинский, реформатор, думавший, в отличие от Чубайса, о социальных гарантиях. Ельцин, еще до выборов потерявший популярность, если бы его кампания проходила нормально, победить бы не мог. Многие голоса, отданные ему, ушли бы к Лебедю или Явлинскому, и кто-то из них вышел бы во второй тур против Зюганова. А тому во втором туре было не победить: против коммунистического реванша было явно больше 50%. Свой ресурс Зюганов выбрал. Больше 40% ему было не набрать. Но власть оставили Ельцину, а в его победе, как в куколке бабочка, был Путин, хоть еще не Владимир Владимирович.

Оппозиционные сторонники единства ныне хотят обновить его персонального носителя и продлить режим, чуть его подкрасив. В качестве единого кандидата от оппозиции, «русского Гавела», предлагают Жореса Алферова или Виктора Геращенко, которые на эту роль не годятся. Алферов, при всех своих научных заслугах, баллотировался в Думу по коммунистическому списку. Геращенко – незаурядный финансист, но в противостоянии тоталитаризму тоже себя не проявил. А Гавел известен противостоянием даже больше, чем пьесами. Русским Гавелом можно назвать Владимира Буковского или Сергея Ковалева, но их не поминают, демонстрируя тем самым, что на месте Гавела хотят видеть людей, совсем на Гавела не похожих.

А на роковое «что же делать?» способна ответить лишь вся страна, говорящая по-своему из каждого угла. Не дрессированный хор, а - в традициях русского хорового пения – многоголосие, где различимы разные ищущие гармонии звуки.